|
"Письмо с фронта".
| |
| Фадлан | Дата: Суббота, 07.07.2012, 09:46 | Сообщение # 1 |
 Навечно в памяти!
Группа: Посольские.
Сообщений: 2103
Статус: Offline
| ПИСЬМО С ФРОНТА.
( Предисловие автора)
Впервые о судьбе этого человека я услышал в начале 1964 года. В те времена я, пятикурсник МГИМО, проходил стажировку в посольстве СССР в Ливане. Там, в Бейруте, я познакомился с сотрудницей нашего торгового представительства в Ливане Ириной Алексеевной Митрюшиной. Завязался роман, намерения с обеих сторон были самыми серьезными, и 18 апреля 1964 года там же, в Бейруте, мы поженились.
Естественно, каждый из нас рассказывал друг другу о своей семье, в том числе и о тех, кого уже не было на этом свете. Вот так, зимой 1964 года, моя на тот момент невеста поведала о судьбе своего отца.
Как она рассказывала, Алексей Яковлевич Митрюшин, выходец из семьи простых работников «Трехгорной мануфактуры», сумел получить в 30 – х годах высшее образование и затем работал инженером на московском комбинате цветных металлов. В первые же дни войны ушел на фронт, хотя в принципе мог бы остаться, оформив бронь от своего предприятия. По существу, записался в армию добровольцем. И в первые же месяцы войны пропал без вести. Только летом 1944 года от него пришло одно - единственное письмо: обычный солдатский треугольник с кратким текстом, написанным карандашом. Алексей Яковлевич сообщал своим близким, что пока жив - здоров, воюет на фронте и что в данный момент находится в лесу … Далее следовало затертое место, из которого более или менее ясно вычитывались лишь две буквы «Бр…», определенно являвшиеся частью названия этого лесного массива.
Понятное дело, письмо бессчетное число раз читалось и перечитывалось, в семье по поводу его содержания строились разного рода догадки, предположения. Основания для вопросов были, причем еще какие! Первый из них: письмо было датировано августом 1941 года, а пришло только летом 1944-го . Причем, на письме был оттиснут московский штемпель. Значит, его опустили в почтовый ящик в самой Москве. Кто?.. Однополчанин? Боевой товарищ? И почему не зашел по адресу и не занес письмо сам, не рассказал того, что знает о судьбе Алексея Яковлевича?.. Или хотя бы почему не добавил пару строк от себя? И где лежало письмо этих долгих три года, с августа 1941 - го?
После долгих обсуждений, раздумий, догадок и предположений сошлись во мнении, что Алексей Яковлевич Митрюшин воевал на западном, «белорусском», направлении. Вместе с нашими войсками отступал, где - то под Брянском примкнул к партизанам, воевал в лесах и, очевидно, погиб, коль скоро письмо от него оказалось единственным. Из отряда, где он воевал, видимо, кто - то выжил, смог сохранить письмо и при первой же оказии переслал его в Москву. При таком раскладе все вроде «сходилось», становилось понятным, объяснимым и относительно логичным. Причем, главным аргументом в пользу такой гипотезы были те самые две буквы «Бр…», которые вычитывались в затертых строках письма.
В конце 40- х - начале 50-х отец Алексея Митрюшина, Яков Васильевич положил много сил и времени, чтобы прояснить судьбу сына. Ходил по военкоматам, писал запросы во все инстанции, но раз за разом получал стандартный ответ в том смысле, что «Ваш сын, Митрюшин Алексей Яковлевич, с начала войны числится пропавшим без вести и что дополнительных сведений о его судьбе не имеется».
Вот так, с острой душевной болью о судьбе Алексея Митрюшина его близкие жили все послевоенные десятилетия. Во многом от горя, вызванного потерей любимого сына, в начале 50 – х годов умер Яков Васильевич. Ненадолго пережила его мать Алексея - Дарья Степановна. В 1995 году умерла Лидия Аполлоновна Иванова - гражданская жена Алексея, мать моей жены.
Родители Алексея Яковлевича ушли из жизни, полагая, что в общих чертах представляют судьбу своего сына. Для них отправной точкой по прежнему была фраза о лесном массиве, в названии которого есть буквы «Бр…» . В их понимании, это был, конечно, Брянский лес! Или где - то совсем рядом под Брянском! Не будем забывать, что в те послевоенные годы по радио чуть ли не каждый день передавали песню «Шумел сурово брянский лес». А еще - каждый третий или четвертый фильм на военную тематику рассказывал о подвигах партизан, в первую очередь, белорусских или брянских!
Поэтому в семье Алексея Митрюшина сформировалось твердое убеждение, что он погиб в одном из бесчисленных боев, которые вели советские партизаны в Брянских лесах (тех самых, что содержали в названии буквы «Бр…). Там, под Брянском, как считали они, Алексей и сложил голову. Прах же его упокоился в какой - то безымянной могиле на Брянщине, следов которой уже не сыскать.
Точно так же долгое время считали и мы с женой. Исходили, что большего о судьбе Алексея Яковлевича мы не узнаем, а потому то, что знали, уверенным голосом рассказывали своим подраставшим детям и внукам.
… С момента начала войны и ухода на фронт Алексея Яковлевича прошло долгих семьдесят лет. Мы с женой вырастили и поженили сыновей, у старшего появились свои дети - дочь и сын, которые приближаются к тому возрасту, когда можно ожидать, что и они вот - вот обзаведутся собственными семьями. В 2003 году я покинул государственную службу и начал активно «работать над собой». На склоне лет, то есть «разменяв» восьмой десяток, приобщился к работе на компьютере, освоил методику поисков в интернете, вошел в социальные сети. Через них удалось возобновить старые знакомства, в первую очередь, с ребятами - пограничниками, служившими в 80-х годах в посольстве в Бейруте в мою бытность послом СССР в Ливане. Контакты с этими ребятами оказались бесценными, когда я приступил к работе над циклом рассказов - воспоминаний для своих внуков.
В июне 2011 года я в рамках этого цикла решил описать свое детство, которое началось чуть ли одновременно с началом той Войны. Рассказы моих родителей, сохранившиеся в памяти, были размытыми, да и было их, мягко говоря, маловато. Поэтому полез за дополнительной информацией о событиях тех лет в ставший уже привычным интернет. И вот тогда - то, летом 2011-го года, мне и пришла в голову мысль поискать сведения о судьбе моего тестя, Алексея Яковлевича Митрюшина, современными средствами и методами. И чуть ли не сразу же получилось! Первым на мой запрос откликнулся сайт, посвященный погибшим и пропавшим без вести жителям Москвы и Московской области. В огромном, на сотни имен, списке, выложенном на этом сайте, нашел имя Митрюшина Алексея Яковлевича. В кратком тексте - справке было сказано, что он служил в 220 саперном батальоне, 13 августа 1941 года у села Подвысокое попал в плен и 15 марта 1942 года умер от сыпного тифа. Дальше в тексте следовала совершенно непонятная для меня на тот момент фраза: «Лагерь содержания неизвестен, место захоронения Wlodomierz”.
Сообщил найденную информацию жене. У нее тут же возникла куча вопросов: «Плен? Почему плен, а не партизанский отряд? Подвысокое - это где? Украина? Причем здесь Украина? Он же погиб в брянских лесах! Умер от сыпного тифа в немецком лагере для военнопленных? В марте 1942 года? А как же письмо? Если его письмо, написанное летом 1941 года, дошло до семьи, то почему не дошли возможные более ранние и более поздние письма? А где находился этот самый «лагерь содержания»? И, наконец, Wlodomierz - это где?»
Вот так с июля прошлого года я засел за поиск следов событий, которые вроде безвозвратно «канули в Лету». Работал как в угаре. Просиживал за компьютером днями и ночами. И практически каждое утро докладывал жене свои ночные находки: все новые и новые сведения о судьбе ее отца. Сведения по - настоящему трагичные: боевой путь Алексея Яковлевича от момента прибытия на фронт и зачисления в действующую армию и до смерти в тифозном бараке приобретал зримые очертания подлинного «хождения по мукам». Мукам настолько страшным и трагичным, что жена, узнавая от меня очередную деталь скорбного конца жизненного пути ее отца, повторяла, что, может быть, это даже к лучшему, что родители Алексея Яковлевича так и не узнали о реальных обстоятельствах последних месяцев жизни их сына.
… За год поисков мне удалось по дням восстановить путь Алексея Яковлевича от дверей военкомата, куда он явился 23 июня 1941 года, и до его кончины в плену 15 марта 1942 года. Из разрозненных кусочков мозаики сложилась цельная картина, все вопросы, которые не давали покоя близким Алексея Яковлевича, нашли свои ответы. Стал известен боевой путь дивизии, в которой он воевал. «Заговорило» название села Подвысокое, где он и еще десятки тысяч других солдат и офицеров Красной Армии попали в немецкое окружение. Стало понятным, почему он свое последнее письмо семье писал «в лесу». Не осталось сомнений в том, что этот лес никак не связан с Брянщиной, а на самом деле назывался «Зеленой Брамой» и что затертые буквы «Бр…» надо было читать «Брама». С уверенностью могу сегодня утверждать, что письмо было написано 3 - 4 августа 1941 года и должно было быть отправленным из села Подвысокое «в тыл» 5 августа 41-го. Знаю также, почему оно не было доставлено по назначению в 1941 году. Знаю, почему в доме на Якиманской набережной его получили только в августе 44-го года…
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Пятница, 19.10.2012, 14:54 | Сообщение # 2 |
 Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| С помощью одного из ребят - пограничников, Коли Ищенко, а также участников форума авиаторов СГВ - «Сани», «Геннадия», «Жеки» удалось установить, что Wlodomierz - это западноукраинский городок Владимир - Волынский, в котором в годы войны был развернут Шталаг 365, один из наиболее зловещих лагерей для содержания, а вернее - для уничтожения советских военнопленных. Общими усилиями мы смогли установить, что погибших в офицерском отделении лагеря хоронили в братских могилах в поле рядом с военным городком по улице Ковельская, на северной окраине Владимира - Волынского. Так что я знаю, где примерно упокоились останки моего тестя…
Поисковая работа побудила вновь погрузиться в тему Войны. Собранный материал дал богатую пищу для размышлений относительно того, что произошло летом 41-го года. С новым осмыслением темы войны пришло желание положить собранную информацию, оценки, мысли на бумагу в виде книги. Книги о судьбе Алексея Митрюшина и тысяч таких же лейтенантов, которые подобно моему тестю, сгорели в пламени Той Войны в ее первые месяцы. А через призму их личных судеб -попытаться еще раз взглянуть на трагедию первого года войны и рассказать о ней, избегая штампов, пафосных фраз, трафаретных оценок и суждений. Попробовать взглянуть на события тех дней глазами их участников, свидетелей, погрузиться в воспоминания выживших, покопаться в официальных документах. Причем, максимально сдерживая собственные эмоции, какими сильными они не были бы…
Позволю себе сделать исключение только для изложения своего понимания главных причин того, почему «непобедимая и легендарная, в боях познавшая радость побед…» в 41-м году откатилась до Москвы и Ленинграда, а в 42-м - аж до Сталинграда, низовьев Волги и перевалов Большого Кавказского хребта.
Первой из фундаментальных причин катастрофы начального периода войны я считаю своего рода «политическое ослепление» Сталина. К 40-му году он настолько уверовал в собственную непогрешимость, что ему стало отказывать чувство реального восприятия действительности. Несмотря на множившие к весне 41-го года признаки готовившегося нападения Германии на СССР, Сталин твердо придерживался своего собственного геополитического анализа, из которого следовало что Гитлер ни за что не рискнет воевать на два фронта, то есть, не завершив войны с Англией, на СССР он не нападет. Теоретически под таким мнением основания были, причем достаточно веские. Все немецкие военные авторитеты категорически не рекомендовали повторять ошибку, допущенную Германией в Первую мировую войну, когда кайзеровская армия воевала на два фронта. Да и внешне ход событий подтверждал такой вывод Сталина: в 40-м году Гитлер разгромил Францию, потом развязал подводную и воздушную войну против Англии, одновременно подписав Пакт о ненападении с Советским Союзом. И еще один немаловажный момент: дружественные отношения с СССР экономически были выгодны Германии, так как она получала от Союза дефицитные нефть, зерно, цветные металлы. Поэтому Сталин был уверен, что в 41-м году Гитлер на СССР не нападет точно. Что же касается 42-го года, то, как вариант, такое нападение он считал возможным, но лишь в случае, если Германия сможет нанести поражение Англии.
В чем заключался просчет Сталина? «Гений всех времен и народов» не учел авантюрного характера Гитлера, а также крайне низкой оценки Гитлером боеспособности Красной Армии и вообще прочности СССР. «Колосс на глиняных ногах» - эту фразу Гитлер повторял много раз, когда пускался в рассуждения о Советском Союзе. Однако в Москве пребывали в уверенности, что «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!» Сталин был свидетелем немецкого «блиц - крига» во Франции, Польше, молниеносной оккупации Югославии, Греции, Норвегии и в то же самое время упорно отказывался верить поступавшей в Москву информации, что Гитлером подготовлен план точно такого же «блиц - крига» в отношении СССР.
Лично я считаю правдивой версию относительно существования личного письма Гитлера Сталину от 14 мая 1941 года, в котором фюрер писал, что он, мол, опасается провокации со стороны своих генералов, которые якобы хотят спровоцировать войну с СССР, чтобы избежать острой фазы в войне с Англией. Думаю, что психологически расчет был верным: репрессии 38-го года в отношении высшего командования РККА наглядно показали, что и Сталин не доверял своим генералам. Не отсюда ли идут все строжайшие приказы, дававшиеся армиям прикрытия западной границы о необходимости проявлять сдержанность и «не поддаваться на провокации»?
Так что вывод однозначен: нападение Германии для нашей страны оказалось неожиданным только потому, что Сталин сам не хотел видеть надвигавшуюся войну и приказывал не реагировать на угрозу нашим военным.
Теперь о качестве командных кадров Красной Армии в начальный период войны. Думаю, что именно их низкий уровень стал второй главной причиной катастрофы 41-го года. Давайте вспомним: в каждом большом сражении, в каждой значимой операции немецкие генералы раз за разом переигрывали наших командиров, и героизм отдельных подразделений, экипажей танков, простых бойцов не мог выправить бой, изначально проигранный тактически.
А это являлось закономерным следствием того избиения руководящих кадров РККА, которая была проведена Сталиным в 38-м году. Причем дело не сводится только к физическому уничтожению наиболее компетентных командных кадров Красной Армии. На смену расстрелянным ветеранам РККА пришли выдвиженцы - «скороспелки», имевшие компетенцию и реальный опыт командования на 1 - 2, а то и 3 уровня ниже тех должностей, на которые их поставили после 38-го года. Только - только набиравший навыков командир полка в одночасье становился командиром дивизии, а то и корпуса. Командир дивизии назначался командующим военным округом. Не вовсе потому что данный командир «дорос» до этой должности - нет, после чистки 38-го других просто не было…
И еще одно последствие репрессий в отношении военных кадров. Они в изрядной мере деформировали психологию командного состава. В «ежовые рукавицы» попадали в первую очередь личности яркие, неординарные, имевшие смелость высказывать собственные суждения. Таких вот в 38-м году по приказу Сталина и «выкосили»! Соответственно, остались послушные, недалекие, неинициативные, готовые «колебаться вместе с линией партии».
Да, к 43-му году наши генералы научились воевать не хуже немецких. Стали возможным и Сталинград, и битва на Курской дуге, и форсирование Днепра, и штурм Берлина. Но какой солдатской кровью досталась нашим полководцам «наука побеждать»!
Я полностью разделяю мысль, высказанную в свое время Константином Симоновым: «Не было бы репрессий 38-го, не произошла бы катастрофа 41-го».
Третью причину наших военных неудач летом 41-го года я вижу в общей слабой боеспособности Красной Армии из - за политики партии на селе. Ведь это только в песнях тех лет пелось: «Как невесту Родину мы любим, бережем как ласковую мать!» На самом деле сталинский режим для основной части населения СССР был злой, иногда просто безжалостной мачехой. Мало кто из живших в ту эпоху действительно ощущал, что государство, в котором он живет, ставит своей главной целью обеспечение счастливой жизни для рабочих и крестьян. Рабочие с большой натяжкой еще могли сказать, что советская власть создала для них систему социальных лифтов. А крестьяне, на тот момент подавляющая часть населения страны, на вопрос, «довольны ли они своей родной, советской властью?», однозначно ответили бы «нет».
Давайте попробуем представить себе «среднестатистического» солдата Красной Армии тех времен: крестьянский парень возраста 18 - 20 лет. Из сельской глубинки. Во многих случаях - из национальных окраин. А из этого следует, что он знал и помнил, что когда - то, до коллективизации 28 - 30 годов, у его семьи была земля, была скотина, при нормальном отношении к труду был и семейный достаток. А потом - облом, коллективизация! То есть скотину уводят со двора, надел запахивается под общеколхозную ниву, собранный артелью урожай вывозится в государственные закрома. На долю же колхозников остаются «палочки» - трудодни без реального содержания. Тут же следует еще один облом - раскулачивание, насильственное выселение из села в Сибирь наиболее крепких, самых хозяйственных мужиков с их семьями. Если учесть, что в селе абсолютно все его жители связаны семейными узами, каждый приходится другому братом, свояком, кумом, сватом, шурином, то без преувеличения можно сказать, что раскулачивание больно ударило по всему сельскому сообществу.
И еще один облом - голод 30 - 32 года. Голод, произошедший в стране не под воздействием внешнего фактора или какого - то природного катаклизма, а явившийся следствием политического курса партии…
Пару лет я испытал самое настоящее потрясение, обнаружив в изданном на Украине сборнике документов о Голодоморе 30 – 32 годов текст письма председателя сельхозартели «Колос» из поселка Свободный Высокопольского района Херсонской области. Читал письмо с сильнейшим волнением, потому что оно очень хорошо передает душевную боль его автора по поводу того, что происходит на селе. А еще - потому, что автор письма - мой отец! В свои 25 лет он стал председателем колхоза и столкнулся с ситуацией, которую был не в силах понять и объяснить.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Пятница, 19.10.2012, 14:54 | Сообщение # 3 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Привожу полный текст письма:
«29 листопада 1931 р.
Председателю ВУЦИКА Григорию Ивановичу Петровскому
От председателя с/х артели «Колос» Высопольского района
Наша артель организована в 1929 году преимущественно из бедняков - переселенцев Шостенского района. Из них большая часть красные партизаны и за бедняцкой группой имеются большие революционные заслуги из времен гражданской войны. После организации колхоза наш колхоз в районе считался как примерный и за хорошую работу в 1929 г. получил от райисполкома премию. А в 1930 г. от райпарткома - передвижное Красное знамя, и от Зерноцентра барометр, сотенные весы и радиоустановку за перевыполнение плана хлебозаготовок на 250%. Но в 1931 г. ситуация изменяется недородом озимины (вымочка и вымерзание). И когда мы получили план хлебозаготовки, то по продовольственным культурам план переобложен на 50%. Например, урожайность озимой пшеницы, ржи и ярой пшеницы 6553 пуда, а план дан 9626 пуд. И таким образом план выполнен на 49%. А фуражный (зерном) выполнен на 184 %. А общий план выполнен на 83%.
До 16.Х этого года у нас был председателем артели старый партизан с 1920 г., какового по постановлению райПК осудили за халатное отношение к хлебозаготовке, дали 1,5 года заключения, а после суда избрали новое правление, которое постигла участь заканчивать выполнение плана хлебозаготовки. Но вот, согласно постановлению РПК и РИКа, нам предложено вывезти весь посевной материал и все зерно, а вместо вывезенного посевного материала достать (новое) и если посевной материал не будет доставлен на место, то правление будет предано суду. Нами уже вывезены весь хлеб и посевматериал, а план не выполнен. И невиновным приходится садиться на скамью подсудимых через то, что нашим районом ошибочно был дан встречный план в 50%. Например, у нас в колхозе имеются 64 лошади, 50 свиней, 200 колхозников. На колхозников осталось на 1,5 месяца кукурузы, а свиньи накануне гибели, потому что их нечем будет кормить за неимением концкормов.
И вот я как председатель убедительно прошу Вас разъяснить мне, что дальше делать, или (от) государства какая будет помощь, или же приходится распускать колхоз и всех колхозников направить в промышленность. Потому что уже иного выхода я не имею.
Объясните мне, или такова политика партии в смысле вывоза всего хлеба колхозниками, или это искривление линии партии на местах. Колхозники нашего колхоза работали и работают не за страх, а за совесть. Уже на сегодняшний день говорят: «Если ты нас не обеспечишь хлебом, мы вынуждены бросить колхоз и идти искать себе хлеба. И я еще Вас прошу как председателя ВУЦИКА, дайте совет, что мне делать.
Председатель артели «Колос» Колотуша Иван Панкратович
Высокопольский район, п/о Кочубеевка, пос. Свободный, артель «Колос»
Мой отец не был ни правым или левым «уклонистом», ни борцом против сталинского режима. До самой своей смерти он оставался скорее «ортодоксом», то есть «колебался вместе с линией партии». И, тем не менее у него, «ортодокса», линия партии на селе вызывала, мягко говоря, вопросы…
К чему мое столь долгое и, быть может, нудное отступление? Именно в этой политике партии на селе я вижу причину, почему в начальный период войны у нас так легко разваливались полки, дивизии, ударные армии. Почему рядовые бойцы без особых угрызений совести бросали винтовку и сдавались в плен. Почему на Западной Украине в первые же дни войны произошло необъявленное восстание против советской власти. Почему немцы смогли поставить на службу Рейху целую армию власовцев. Почему против украинских и белорусских партизан свирепствовали вооруженные формирования из числа крымских татар и калмыков.
Это уже потом, в году 42 - 43-м, когда достоянием гласности стало то, как немцы морят наших пленных голодом, как обирают население оккупированных территорий, как свирепствуют в отношении не только евреев, но и русских, украинцев, белорусов, крестьянские парни, призванные в Красную Армию, стали воевать по - настоящему. В моем понимании, только тогда и именно тогда война стала Отечественной!
Чувствую, что надо заканчивать мое затянувшееся предисловие и переходить к главной сюжетной линии моего повествования - к судьбе отца моей жены, деда моих сыновей Алексея Яковлевича Митрюшина.
Итак, перехожу к главному. Правда, еще раз повторю, но в дальнейшем буду сдерживать свои эмоции и говорить от своего имени только в режиме «разумной достаточности». Комментировать же события будут другие - участники и очевидцы событий трагического лета 41-го года , выжившие узники немецких лагерей, солдаты, офицеры, генералы обеих армий…
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Пятница, 19.10.2012, 20:39 | Сообщение # 4 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Рванули взрывы на земле,
Они ложились слишком густо,
Но в Перемышле и под Русской
Мы по чужой прошли земле
И там растаяли во мгле.
Погибли все, погибли все…
Вы знали все: и стынь Москвы,
И севастопольские гари.
Но вы с победою пришли,
А мы - мы только умирали,
В полях цветами проросли…
Опять светлеет небосвод,
Туман редеет над могилой,
И как тогда встает рассвет.
Жена, найди тот холмик милый,
Скажи, вы счастливы иль нет?..
Скажи, нас помнят или нет?..
(Амир Шабашвили)
М О Б И Л И З А Ц И Я
Семья Митрюшиных и сам Алексей узнали о начале войны в середине дня 22 июня из известного выступления тогдашнего народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова, переданного в 12.00. Припав к черной фибровой тарелке тогдашнего, довоенного репродуктора, с напряженным вниманием вслушивались они в глухой, слегка картавый голос наркома, инстинктивно понимая, что его слова несут беду и их дому:
«Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких - либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германский войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено свыше двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории…»
А после 16.00 Алексей из того же репродуктора услышал и другое сообщение, также касавшееся его лично:
«На основании статьи 49 пункта «Л» Конституции СССР Президиум Верховного Совета СССР объявляет мобилизацию на территории военных округов - Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого, Одесского, Харьковского, Орловского, Московского, Архангельского, Уральского, Сибирского, Приволжского, Северокавказского и Закавказского.
Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 г включительно. Первым днем мобилизации считать 23 июня 1941 г.»
Алексей Митрюшин родился в 1908 году, с 4 ноября 1934 г. по 20 октября 1935 г. проходил действительную службу в рядах РККА, имел воинское звание младшего лейтенанта и потому попадал под действие указа о мобилизации. Более того, в его военном билете, как и у всех военнослужащих запаса довоенного времени, хранился вкладыш, в котором было указано, в какой по счету день от официального объявления мобилизации он должен явиться в военкомат приписки, имея при себе набор из того - то и того - то. Собственно, именно для определения очередности явки в военкоматы мобилизуемых в текст указа Президиума Верховного Совета и было включено указание на то, чтобы «первым днем мобилизации считать 23 июня 1941 года». У Алексея во вкладыше имелась запись о том, что он должен явиться на призывной пункт в «первый день мобилизации».
Поэтому вечером того же дня Алексей начал собирать свой «походный набор» из числа того, что казалось самым необходимым: металлическая миска, металлическая кружка, ложка, бритва с мыльным порошком, пара кусков мыла, несколько носовых платков, запасные носки, может быть еще зубная щетка и коробочка с зубным порошком. Все это уместилось в небольшом холщевом мешочке, к которому мать Алексея, Дарья Степановна, ткачиха на фабрике «Трехгорная мануфактура», пришила такие же холщевые лямки. Получился компактный и достаточно удобный самодельный рюкзачок, с которым в те дни приходили на призывные пункты все мобилизованные.
Семья Митрюшиных жила в доме Якиманской набережной, в пределах тогдашнего Ленинского района города Москвы. Для тех, кто не знает топографии Москвы или знает ее приблизительно, необходимы, очевидно, пояснения с привязкой к известным современным символам Москвы. Якиманская набережная тянется вдоль правого берега Москвы - реки от Крымского моста до Большого каменного моста, напротив храма Христа - Спасителя и Кремля. Главные ориентиры - кинотеатр «Ударник», легендарный «Дом на набережной» и безобразный памятник Петру Первому работы вездесущего З. Церетели (кстати, изначально монумент должен был символизировать фигуру Христофора Колумба, отплывающего из испанской Севильи на поиски Индии, но испанцы от такого уродства отказались, а дальше - «ну, не пропадать же добру!»).
Сейчас, по сравнению со довоенными и первыми послевоенными годами, районное деление Москвы выглядит по - иному. Тогда же, до войны, практически все административные районы города носили названия больших и малых «вождей» - Ленинский, Сталинский, Ждановский, Щербаковский, Фрунзенский… В 50 - 60 –х годах практически все эти названия были упразднены (кроме, кажется, Фрунзенского), и сейчас Якиманка и ее округа входят в Замоскворецкий район города Москвы. О довоенной топонимике того довоенного времени напоминают лишь названия магистральной артерии района - Ленинского проспекта, до войны - Большой Калужской улицы, да еще Ленинских гор, в прошлом - Воробьевых.
Поэтому мне не удалось установить точное местонахождение Ленинского военкомата г. Москвы, куда рано утром 23 июня среди сотен других москвичей призываемых возрастов явился Алексей Митрюшин. Полагаю, что военкомат в те времена должен был располагаться чуть в глубине от главных улиц района - Большой Якиманской улицы (в советское время она называлась улицей Георгия Димитрова) или Большой Калужской улицы, ныне Ленинского проспекта. Скорее всего, здание довоенного военкомата стояло где - то в глубине жилого массива, например, на Ордынке. Хотя после 50 – 60 годов тот район был перестроен настолько радикально, что можно лишь задаться вопросом, сколько старых зданий сохранилось к сегодняшнему дню вообще.
Итак, утром 23 июня Алексей Митрюшин в числе сотен других мобилизуемых стоял перед Ленинским военкоматом. Когда собравшихся стало достаточно много, к ним вышел военком, который «шершавым языком плаката» пересказал переданное накануне выступление В.М. Молотова о начале войны. Эту часть выступления он закончил пафосно, на высокой ноте, типа: «под руководством Партии большевиков и нашего Вождя и Учителя - товарища Сталина Красная Армия могучим ударом нанесет сокрушительное поражение врагу и одержит скорую победу!» А вот «под занавес» своего выступления военком сообщил нечто конкретное: призываемые в армию должны сегодня же оформить свой уход с предприятия, на котором работают, а затем явиться на сборный пункт, развернутый в здании Московского Горного института, в самом начале Большой Калужской улицы (ныне, напоминаю, Ленинского проспекта).
До места работы - Московского завода по обработке цветных металлов Алексею было «рукой подать»: завод располагался на улице Серпуховской вал, 19 (поясняю: ныне метро «Добрынинская», в 2 -3 километрах от Якиманки и практически рядом с военкоматом, если он был на Ордынке). На заводе ему выдали справку со стандартной записью о том, что 23 июня 1941 года он «освобожден от работы в связи с уходом на сборы в Рабоче - Крестьянскую Красную Армию, и с ним произведен полный расчет, выданы облигации госзаймов и трудовая книжка» (такую справку исполненную «под копирку», получал каждый мобилизуемый в те дни в армию).
Деньги и облигации госзаймов Алексей занес домой. Вернее - забежал, чтобы напоследок еще раз обнять близких. Потом скорым шагом добрался до сборного пункта призывников, развернутого, напоминаю, в здании Горного института в самом начале Большой Калужской улицы. Здесь, в залах первого этажа, к середине дня были расставлены столы, за которыми сотрудники Ленинского райвоенкомата, сверяясь с картотекой и регистрационными книгами, выправляли армейские документы на призывников.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Пятница, 19.10.2012, 20:42 | Сообщение # 5 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Полагаю, что есть смысл сделать небольшое отступление и рассказать о действовавшей в СССР на начало войны системе проведения мобилизации. Не надо думать, что она проходила стихийно, в порядке импровизации. Напротив, все было организовано четко, оформление призывников шло в режиме, сравнимом с работой конвейера. Когда говорят о том, что у желавших в те дни пойти в армию добровольно в военкоматах, были проблемы с оформлением документов, то этому есть элементарное объяснение: добровольцы вносили элементы суеты и неразберихи в отлаженный ритм проведения мобилизации «по плану».
А сам по себе процесс проведения мобилизации технически выглядел следующим образом. В военкоматах на каждого военнообязанного резервиста хранилась его военно - учетная карточка, в которой на лицевой стороне были занесены его установочные данные - фамилия, имя, отчество, год и место рождения, семейное положение, специальность, социальный статус, партийность, уровень образования. Оборотная же сторона содержала записи о военно - учетной специальности резервиста, указан род войск, номер команды и часто действительный номер воинской части, к которой был приписан мобилизуемый. Очень часто в уголке было приклеено фото человека. Условными номерами команд в каждом военном округе шифровались воинские части, как существовавшие, так и планируемые, которые за счет призыва по мобилизации резервистов должны были развернуться до штатов военного времени или формироваться в первые месяцы войны. При этом каждому резервисту заранее при проведении приписки военкоматы выдавали мобилизационное предписание (повестку), где указывался день его прибытия после начала мобилизации (например, «в первый день мобилизации», «на второй день мобилизации»), время прибытия на сборный пункт, номер команды или действительный номер в/ч, в которую назначен человек. Для вступления в действие мобилизационного предписания достаточно было или персонального вызова при скрытой мобилизации, или официального объявления Указа Президиума Верховного Совета СССР о начале открытой мобилизации.
Попутный штрих к системе мобилизации, существовавшей в СССР до войны: призыву не подлежали военнообязанные запаса, в том числе и начальствующего состава, в анкете которых в графе «национальность» стояло: «немцы, поляки, румыны, финны, болгары, турки, иранцы, японцы, корейцы, китайцы». Кроме того, военнообязанные запаса местных национальностей после тщательной проверки приписывались к боевым и тыловым частям рассредоточено, чтобы явочным порядком не создавались национальные подразделения. Вовсе не подлежали приписке и мобилизации лица, не владевшие русским языком.
При июньской мобилизации 41 – года призываемый в армию резервист обязательно сдавал свой паспорт и военный билет, вместо которых получал квитанцию с указанием их реквизитов (после возвращения из армии на основании этой квитанции он получал новые паспорт и военный билет). Одновременно ему на сборном пункте оформлялась «Служебная книжка для рядового и младшего начальствующего состава Красной Армии». В последующем, при выходе части на театр военных действий эта книжка должна была сдаваться через командира подразделения в штаб части, а затем в архив местных органов военного управления. Взамен книжки должен был выдаваться черный эбонитовый медальон с краткими сведениями о военнослужащем. Но капсул и бланков для медальонов в достаточном количестве не всегда имелось даже для кадрового состава. В результате на фронт прибывало сформированное до войны соединение, подчас не имеющее как полного комплекта медальонов для всего личного состава, так и любых иных документов, могущих исчерпывающе удостоверить личность воина.
Вот здесь и кроется одна из основных причин, по которой до сих пор не удается установить имена миллионов солдат и офицеров Красной Армии, полегших на полях боев 41-го и 42-го годов. Когда Красная Армия отступала, тела убитых оставались на поле боя, и хоронили их, как правило, местные жители. А как они могли установить имена убитых, если у тех не было никаких бумаг, даже этих самых эбонитовых медальонов?!
В принципе внесение в бланк сведений о бойце должно было производиться взводными командирами, однако чаще всего эти обязанности выполняли сами солдаты своими неумелыми и трудноразличимыми почерками, кому как придется и чем придется - химическим ли, обычным ли карандашом или чернильной ручкой. Хороший командир, при отсутствии эбонитовых капсул и бланков, заставлял своих подчиненных заносить свои биографические данные на любой подручный чистый клочок бумаги и вместо капсулы использовать патронную гильзу. В ход шли гильзы от пистолета системы «Наган», нашей винтовки - трехлинейки со вставленной наоборот пулей, а то и немецкие гильзы, дабы они отличались от стандартных имевшихся патронов солдат и могли привлечь внимание похоронных команд. Однако для многих командиров подобные мелочи солдатского быта были «по барабану»…
Помимо «Служебной книжки» мобилизуемым на сборном пункте выдавались «Вкладные книжки» Государственного банка СССР, на которую полевыми отделениями Госбанка перечислялись денежные средства за время службы в рядах Красной Армии. Но на первом этапе войны это был скорее жест символического характера.
И, наконец, каждому мобилизуемому резервисту должно было выписываться командировочное предписание с указанием маршрута следования в военном эшелоне и так называемой «станции выгрузки».
Теперь, после этих пояснений, давайте вернемся к практической процедуре мобилизации. Хотя сотрудники военкомата работали споро, разбив собравшихся по буквам алфавита на отдельные небольшие группы, тем не менее процесс оформления перечисленных документов на всех призванных на сборный пункт порядком затянулся. Поэтому во второй половине дня собравшимся на сборном пункте был предложен нехитрый обед, доставленный из близлежащих Хамовнических казарм (рядом со станцией метро «Парк культуры - кольцевая»).
Уже вечером, после того, как оформление всех явившихся на сборный пункт было завершено, призывников построили в колонну по четыре человека в шеренге и строем повели через Крымский мост в Хамовнические казармы. Здесь мобилизованным, пока еще одетым в гражданскую одежду, предстояло пройти «санобработку», то есть стрижку, а затем душ и экипировку. В казарменном цейхаузе каждому были выданы шинель, полевое обмундирование, нижнее белье, сапоги, портянки, вещевой мешок - «сидор», «НЗ», то есть запас продуктов (в основном - гороховый или пшенный концентрат), котелок, противогаз и под самый «занавес» винтовка - трехлинейка с двумя обоймами патронов. После того, как все переоделись и экипировались, на плацу казарм состоялось первое построение, где им, новоиспеченным младшим командирам Красной Армии, было объявлено, что их отправят на Украину, в состав соединений Киевского особого военного округа.
Еще одно небольшое отступление, которое представляется необходимым для понимания того, почему судьба занесла москвича Алексея Митрюшина в украинские степи. При изучении материалов, связанных с проведением в Москве летней мобилизации 41-го года, у меня сложилось твердое убеждение, что при распределении мобилизуемых между фронтами в начальный период войны был заложен принцип территориальной близости соответствующих военкоматов к железнодорожным вокзалам. Применительно к Ленинскому военкомату самым близким был Киевский, и потому не случайно среди москвичей, погибших или попавших в плен на Украине в боях 41 – го года, оказалось так много живших именно в этом углу Москвы. Та же закономерность прослеживается применительно к москвичам, жившим в северных районах Москвы в радиусе «притяжения» Белорусского вокзала и попавшим после мобилизации в Белоруссию. Но, повторюсь, такое наблюдение применимо только к летней фазе мобилизации. В октябре - ноябре, после прорыва немцев к Москве, действовали уже другие приоритеты.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Пятница, 19.10.2012, 20:44 | Сообщение # 6 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| … Первую ночь после мобилизации Алексей Митрюшин и его товарищи, скорее всего, провели в Хамовнических казармах. Все - таки им надо было дать возможность отоспаться после столь насыщенного дня. По домам мобилизуемых уже не распускали, хотя от Хамовнических казарм до дома на Якиманке было минут сорок ходу. Думаю, что именно тогда у Алексея появилась возможность рассмотреть толком полученные им на сборном пункте документы. В командировочном предписании он, как я полагаю, прочел: «Станция выгрузки - Львов, назначение - г. Самбор, 173-я стрелковая дивизия в составе 26-й армии прикрытия госграницы». Номера дивизии и армии не говорили Алексею ровным счетом ничего. Слово «Самбор» вызывало какие - то смутные воспоминания. Не там ли, приграничном городе - крепости Речи Посполитой, служил в свое время воеводой Юрий Мнишек, отец известной Марины Мнишек, вошедшей в историю России в качестве жены Лже – Димитрия Первого и родившей ему сына «ворёнка», а позже схваченной вместе с казачьим атаманом Заруцким в Астрахани и окончившей свои дни вместе со своим малолетним сыном на виселице?
У других в командировочных предписаниях в качестве «станции выгрузки» тоже был указан г. Львов, а пунктов назначения - Станислав, Дрогобыч, другие города Западной Украины. Оно и понятно - именно там, в районе «Львовского выступа», вдававшегося вглубь оккупированной Вермахтом Польши, стояли целых пять армий прикрытия государственной границы: 5-я, 6-я, 26-я, 12-я, 18-я. С началом войны их требовалось срочно развернуть до штатов военного времени, то есть увеличить численность состава примерно вдвое. Для некоторых мобилизованных Львов был конечной точкой маршрута - они должны будут влиться в состав дивизий 6-й армии. Те, у кого, как у Алексея Митрюшина, в качестве конечного пункта назначения стоял Самбор, должны были пополнить дивизии 26- й армии. Если в командировочных предписаниях стоял Станислав (ныне Ивано - Франковск), то это означало, что их обладателям предстояло служить в составе 12-й армии. Никто из той команды москвичей, разглядывая вечером свои командировочные предписания, не мог себе представить, что некоторым из них семь недель спустя доведется встретиться вновь. На этот раз - в огненном мешке под Уманью, где в немецком окружении окажутся запертыми разрозненные, измотанные, потерявшие боеспособность остатки 6-й, 12-й и 26-й армий.
… Утром 24 июня, после подъема мобилизованным дали команду собрать и уложить все вещи, скатать шинели и вновь построиться на плацу. Здесь им объявили об отправке на фронт, в Действующую армию. Затем построили в колонну и через улицу Плющиха и Бородинский мост повели к Киевскому вокзалу. Через задворки вывели к товарным платформам, где уже стоял состав, и дали команду загружаться. Вагоны были маленькие, с устроенными внутри нарами в два этажа из неструганных досок. У двери стоял брус, который потом положили поперек открытого из - за летней жары дверного проема. Впереди состава, далеко, отрывисто гукнул паровоз, вагон дернулся, звякнули буфера, и перрон поплыл назад. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Скоро закончились железнодорожные склады, бесконечные заборы и их сменили жилые постройки. Пока еще городские дома. Потом они постепенно сменились домишками, а потом и просто деревенскими избами и сараями для домашнего скота…
Кто - то стоял у бруса, кто - то присел или прилег на нарах, пытаясь осмыслить случившееся и заглянуть в будущее. Потом, полагаю, разбились на небольшие компании, достали из «сидоров» прихваченную из дома домашнюю снедь, может быть, кое - что «сопутствующее» этой снеди и перекусили…
А потом, чтобы заглушить чувство внутренней тревоги и естественного человеческого страха перед неизвестностью, кто - то запел. Наверняка какую - нибудь бодрую песню про то, что «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!». Песню подхватили другие, кто - то другой завел следующую песню… Так добрались до очень популярной в те годы песни про комсомольцев, которые « уходили на Гражданскую войну». Ее, я думаю, пели все. Пели искренне, с неподдельным чувством. Ведь она была и про них, молодых еще людей, вчерашних комсомольцев, которых тоже ждала война. Разве не про них были эти слова?:
… « Ты мне что - нибудь, Родная, на прощанье пожелай!
И родная отвечала: я желаю всей душой -
Если смерти, то мгновенной, если раны - небольшой.
А всего сильней желаю я тебе, товарищ мой,
Чтоб со скорою победой возвратился ты домой!»
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Пятница, 19.10.2012, 20:44 | Сообщение # 7 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Горько писать - из того самого эшелона, да и из других, что в те июньские дни везли мобилизованных резервистов из Москвы на Украину, в Белоруссию, в Прибалтику, победы не дождался никто. Все они, молодые, в расцвете лет, полегли в боях 41 - го или погибли в немецких лагерях для военнопленных, не дожив даже до следующего лета. А многие из них приняли такую мученическую смерть, что описывать обстоятельства того, как и в каких условиях это происходило, неимоверно тяжело даже сегодня, семьдесят лет спустя. И дело даже не в том, что речь идет о близком человеке.
… Хотя железнодорожные власти старались обеспечивать воинским эшелонам к фронту «зеленый свет», по меркам нашего времени воинский эшелон с мобилизованными москвичами шел медленно: у довоенных паровозов была совсем не та, привычная нам скорость, да и чисто технически была необходимость в частых стоянках для пополнения паровозов углем и заправки водой. Поэтому остановки на узловых станциях были долгими. Зато здесь, на вокзалах были развернуты пункты питания, где тех, кто следовал на фронт, обеспечивали немудреной горячей пищей. Здесь же резервисты слушали сводки Информбюро и из простого перечисления оставляемых нашей армией городов начинали понимать, что война началась совсем не так, как ее в предвоенное время рисовала официальная пропаганда. То есть, «враг», мягко говоря, не был отброшен « одним могучим ударом». И все - таки они, мобилизованные резервисты, по - настоящему не представляли смысл и масштаб происходящей трагедии. Как ее в те дни не понимали в Генштабе РККА, как ее не понимали в Кремле, в кабинете «Гениального Вождя всех времен и народов»!
… До Киева эшелон, по моим прикидкам, добрался на третий день, то есть 27 июня. Мои расчеты построены на воспоминаниях Олега Ивановского, пограничника, служившего накануне войны в 92-м погранотряде и следовавшего из Москвы к месту службы в городке Перемышль на Львовщине летом 1940 года точно в таком же воинском эшелоне призывников.
Думаю, что в Киеве Алексею Митрюшину и его товарищам стало известно об оставлении нашими войсками городов Владимира - Волынский, Луцка, Дубно, Ковеля. А главное - Львова, куда шел эшелон с мобилизованными резервистами. Поэтому комендант киевского вокзала предупредил «старших по эшелону», то есть командиров, отвечавших за организационные вопросы, что московский эшелон сможет дойти только до Тарнополя (довоенное название нынешнего Тернополя), куда с началом войны переместился штаб Киевского особого военного округа. «А уж там, мол, кого куда распределят!..»
К Тарнополю предстояло добираться через города Фастов, Казатин, Винница, Жмеринка, Проскуров (ныне Хмельницкий) и, наконец, Волочиск, городок на старой советской границе по реке Збруч. После Волочиска, за Збручем начиналась уже Западная Украина. Скорость эшелона после Киева еще более упала: дорога была перегружена эшелонами, следовавшими в ту и другую стороны, а главное - в воздухе регулярно начали появляться немецкие самолеты, которые бомбили железнодорожные узлы и отдельные эшелоны на пути их следования. Одна бомбежка - и движение на дороге прекращалось на несколько часов. Это - если в ходе бомбардировки не пострадали мосты - самое уязвимое место всех путей коммуникаций. Взорванный или разбомбленный мост в условиях стремительного наступления немцев был равнозначен перерубленной кровеносной артерии для наших войск. К ним не поступало горючее, боеприпасы, запасные части для боевой техники, не доходило пополнение. И одновременно - наши отступающие войска лишались возможности вывозить в тыл раненых и больных, беженцев, подбитую боевую технику, материальные ценности.
… Полагаю, что эшелон московских резервистов , в котором находился Алексей Митрюшин, до Тарнополя так и не дошел. Логика такая - в 40-м году эшелон с пограничниками, в котором ехал уже упоминавшийся Олег Ивановский, от Киева до Львова шел еще три дня. Тарнополь находится на половине пути . То есть, при нормальном для тех лет ритме движения, «наш» эшелон должен прибыть в Тарнополь к 29 июня. Но, напомню, в наших выкладках и расчетах мы должны принять во внимание реалии той войны - то есть бесконечные остановки по ходу пути из - за налетов немецкой авиации, вынужденные паузы в движении из - за необходимости восстановления разрушенных путей …
При такой вынужденной скорости движения эшелону должно было потребоваться не менее трех дней, чтобы добраться до старой границы на Збруче, где стоял городок Волочиск, после которого, через перегон в 45 км, располагалась скорректированная «станция выгрузки» - Тарнополь. По моим расчетам получается, что эшелон добрался до Волочиска 30 июня, не ранее. Но это в лучшем случае. Вполне может статься, что это произошло 1 или даже 2 июля. А Тарнополь и особенно его железнодорожная станция «Гречаны» с 30 июня подвергались непрерывным бомбардировкам немецкой авиации, а 2 июля был оставлен советскими войсками. Естественно, речи о том, чтобы гнать туда эшелон с резервистами быть не могло.
Таким образом, напрашивается однозначный вывод о том, что «станцией выгрузки» для Алексея Митрюшина и его товарищей мог стать только Волочиск, городок на реке Збруч, служивший до 1939 – го года одним из главных погранично - транзитных пунктов между СССР и Польшей и наверняка располагавший в силу своего приграничного положения необходимой железнодорожной инфраструктурой.
Еще один важный момент: эшелон с пополнением должен был прибыть в Волочиск не позднее 2 июля. Поясняю: взяв 2 июля Тарнополь, немецкие передовые части к вечеру 3 июля преодолели 45 километров , отделявшие Тарнополь от Збруча, и вышли к Волочиску, который расположен на восточном берегу реки. Завязались бои за переправу, которые продолжались два - три дня. Значит, после 3 июля Волочиск новые эшелоны принимать уже не мог.
Резюмирую свои выводы: «станцией выгрузки» для эшелона, в котором находился Алексей Митрюшин, был Волочиск, а датой прибытия эшелона к линии фронта - 1 -2 июля.
Ну а дальше прибывших из Москвы резервистов быстро распределили по потрепанным в боях дивизиям из состава 6-й, 26-й и 12-й армий прикрытия, которые к тому моменту отошли от западной границы и находились к северу, югу и востоку от Тарнополя, в городках его ближней округи.
Алексей Митрюшин получил назначение в 173-ю стрелковую дивизию, входившую в состав 26-й армии. Можно с достаточно высокой степенью уверенности установить, когда и в каком конкретно месте это произошло. Обратимся к документам той поры. Они дают представление не только о пути отхода 173-й и других дивизий из состава 26-й армии, но и об их состоянии после первой недели боев.
Начнем с Оперативной сводки штаба 26-й армии №18 от 1 июля 1941 г.:
«Части армии с 6 часов продолжают отход на основной оборонительный рубеж (иск.) Бобрка, Журавно. Противник небольшими пешими и конными группами неотступно следует за нашими частями…
173-я стрелковая дивизия (остатки 378-го и 490-го стрелковых полков общей численностью около двух сборных батальонов) с батальоном войск погранохраны к утру обороняли рубеж Бродки, Демня и с 6 часов начали отход и армейский резерв в район Стжелиска, Хрусятыче, Нобуже…»
Через два дня, то есть к вечеру 3 июля, 173-я дивизия находилась в 100 - 120 км восточнее, под Тернополем. Цитирую Оперативную сводку штаба Юго - Западного фронта №19 от 3 июля 1941 г.:
«…На фронте 26-й армии.
Части 26-й армии в течение дня 3.7.41 отходили с рубежа р. Злота Липа и к исходу выходят на рубеж:
99-я стрелковая дивизия - Забойки, Купчинцы;
72-я горно - стрелковая дивизия - Купчинцы, Соколув.
173-я стрелковая дивизия сосредотачивается в районе Микулнице и лес северо - западнее Трембовля».
Третий документ, в котором содержится нужная нам информация - Оперативная сводка штаба Юго - Западного фронта №20 от 5 июля 1941 г.:
«26-я армия. Части армии продолжают отход.
24-й механизированный корпус оборонялся на фронте Авратин, Волочиск и под давлением незначительных сил противника к утру 5.7.41 г. оставил Волочиск.
Корпус получил задачу восстановить положение в районе Волочиск.
Состояние 24-го механизированного корпуса: 80% состава новобранцев, не умеющих обращаться с оружием, обеспеченность винтовками - на 60%. Плохая обеспеченность артиллерией и почти полное отсутствие средств.
8-й стрелковый корпус:
99-я стрелковая дивизия после боев в районе Брзежаны отошла в направлении Сатанов и с утра 5.7.41 г. одним полком занимает рубеж Тарноруда, Бубновка. Местонахождение двух полков с командиром дивизии не установлено.
173-я стрелковая дивизия к утру 5.7.41 г. обороняет рубеж Козина, Сатанов.
72-я горно - стрелковая дивизия - на марше с рубежа р. Серет в район Гусятин.
Штаб 26-й армии - Проскуров.»
Таким образом, получается, что зачисление Алексея Митрюшина в состав 173-й стрелковой дивизии произошло во второй половине дня 3 июля во время краткой остановки дивизии на отдых в лесном массиве к югу от Тарнополя, между местечком Микульницы и городком Трембовля (после 1944 г. Теребовля).
Утром 4 июля дивизия возобновила отход на восток по дороге Теребовля - Гримайлов - Сатанов, и 220-й саперный батальон, в который в качестве командира взвода был направлен Алексей, должен был обеспечивать переправу своей дивизии через уже знакомый нам Збруч. Думаю, что именно там, на этой переправе под Сатановым днем 4 июля 1941 года он принял свое боевое крещение.
А дальше водоворот войны подхватил Алексея Митрюшина, и его личная судьба стала неотделимой от боевого пути 173-й дивизии и судьбы ее солдат и офицеров…
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:00 | Сообщение # 8 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| 1 7 3 - я СТРЕЛКОВАЯ
Итак, ориентировочно вечером 3 июля 1941 года в лесном массиве в 30 км к югу от Тарнополя младший лейтенант Алексей Митрюшин был зачислен в состав 173-й стрелковой дивизии и получил назначение в качестве командира взвода в 220-й отдельный саперный батальон. Численность батальона на начало войны должна была составлять примерно 200 человек, взвода - около 30 человек, но к началу июля батальон понес существенные потери, и дай бог, если к началу июля во взводах оставалось по 20 бойцов.
К сожалению, семьдесят лет спустя после описываемых событий мне удалось установить имена только двух человек, воевавших в июне - июле 41-го в составе 220-го саперного батальона - взводного командира лейтенанта Олейникова и рядового Гончарова Николая Яковлевича. Только двух из того состава первого формирования 220 саперного. Вернее, с командиром взвода Алексеем Митрюшиным - трех из 200…
173-я стрелковая дивизия, в состав которой входил 220-й отдельный саперный батальон, была сформирована в августе 1940 года на Украине. Командир дивизии - генерал - майор Верзин Сергей Владимирович.
На начало войны 173-я вместе с 99-й стрелковой и 72-й горнострелковой дивизиями входила в 8-й стрелковый корпус (командир - генерал - майор Снегов Михаил Георгиевич), а корпус, в свою очередь - в состав 26-й армии, прикрывавшей государственную границу южнее Львова, там, где сходились границы СССР, оккупированной немцами Польши, Словакии и Венгрии. В литературе о Войне этот район из - за его конфигурации получил название «Львовского выступа». Командовал 26-й армией генерал - лейтенант Костенко Федор Яковлевич.
Штаб дивизии 173-й дивизии располагался в старинном городке Самбор (на р. Днестр), ее полки были развернуты вдоль государственной границы, а 220-й отдельный саперный батальон стоял в г. Перемышль (этот город был тогда наполовину «советским» - наполовину под контролем немцев, оккупировавших Польшу после сентября 1939 г., разделительная линия проходила по реке Сан). Бойцы саперного батальона были заняты возведением укреплений Перемышльского укрепрайона - составной части капитальных оборонительных сооружений, возводившихся на новой границе СССР после присоединения Западной Украины (они получили неофициальное название «линии Молотова», чтобы отличать их от уже существовавшей линии укреплений вдоль старой границы, которую называли «линией Сталина»).
По состоянию на 22 июня в составе 173-й стрелковой насчитывалось 7177 бойцов, вооруженных легким стрелковым оружием, а также 76-мм орудиями, 122-мм гаубицами, минометами. В распоряжении дивизии было 250 автомобилей, 50 тракторов и 3340 лошадей. Словом, для тех дней дивизия была экипирована очень даже неплохо.
Командир дивизии, уже упоминавшийся Сергей Владимирович Верзин, был кадровым военным, отличившимся в финской войне. В Киевском особом военном округе он считался одним из самых сильных дивизионных командиров. В рамках нашего скорбного повествования нам доведется еще несколько раз встретиться с этим смелым и мужественным человеком.
… Первыми из состава 173-й стрелковой войну встретили бойцы 220-го отдельного саперного батальона. Вот что рассказал рядовой этого батальона Николай Яковлевич Гончаров:
«… В нашем подразделении мы проходили строевую подготовку. От солдат требовали, чтобы они были готовы к бою через три минуты после получения приказа. В это время в воздухе витал запах войны. Через реку Сан был слышен звук моторов немецкой техники. Прошел слух, что на соседней пограничной заставе объявился немецкий перебежчик и сказал, что скоро будет война. Но когда она точно будет, не знает никто. В субботу вечером нам показывали фильм «Мы из Кронштадта», а рано утром командир взвода Олейников поднял нас по тревоге. Вскоре начали рваться снаряды.
Саперы, взяв в руки винтовки, заняли позиции на вале старой крепости, где пограничники на хорошо оборудованных позициях уже вели бой с переправлявшимися на лодках через реку фашистами. Бой продемонстрировал превосходство немецкого вооружения. Немецкие подразделения были вооружены автоматами и минометами, в то время как советские вооруженные силы - в основном трехлинейными винтовками. Однако советские воины были настроены биться за Родину до конца: «ни шагу назад!»
В два часа дня пришел приказ «отступить». Пограничники и саперы отступали организованно. Однако численность взвода стремительно сокращалась. Не хватало боеприпасов, практически отсутствовало снабжение продовольствием…»
Из приведенных воспоминаний рядового бойца ясно следует, что нападение Германии на Советский Союз никак нельзя было считать неожиданным. Позволю привести еще несколько свидетельств того, что служившие на западной границе, по крайней мере, в районе так называемого «Львовского выступа» ощущали приближение войны. Полагаю, что применительно к нашему рассказу они будут совсем не лишними, ибо нечто очень похожее много раз довелось услышать от своих сослуживцев и Алексею Митрюшину, когда он задавался вопросом, который даже сегодня, спустя семьдесят лет, не дает покоя и нам: «Почему произошла эта трагедия 41-го года?»
Вспоминает Сергей Ильич Чеканов, служивший в 44-й горнострелковой дивизии, дислоцировавшейся в нескольких десятках километров южнее 173-й стрелковой, под Станиславом:
«О том, что на нашу Родину огромной черной волной наступает война, я узнал за пять дней до ее начала. В марте 1941 года одну из рот Киевского училища связи им. М.И. Калинина отправили на запад, к венгерской границе. Был среди солдат и я, и мои земляки. Потом нас распределили по частям. Я попал в 44-ю горно - стрелковую дивизию в батальон связи. Батальон часто ходил на учебные занятия в горы. Тренировки были усиленные, приближенные к боевым действиям.
За несколько дней до 22 июня 1941 года командир телефонно - кабельной роты старший лейтенант Осадчий приказал мне оформить медальоны на всю роту (приказ был секретный). Необходимо было на узеньком листке бумаги записать данные каждого солдата, место рождения, адрес и вложить в специальный пластмассовый медальончик.
Работу я выполнял аккуратно, но тревога не покидала ни на минуту. Особенно стало страшно, когда оформлял медальон на самого себя. Сердце ныло тревожно. Как же так? Осенью я, мои земляки уже должны были демобилизоваться. Впереди была мирная жизнь, любимая работа учителя, мои воспитанники, моя родина. Неужели это рухнет?
21 июня 1941 года была суббота. Вечером все свободные от несения нарядов смотрели художественный фильм на военную тематику. Прозвучала команда: «Отбой!», легли спать. Июньская ночь коротка, сон не шел, душа болела, и в голову приходили различные мысли.
Вдруг, на утренней заре (уже 22 июня) тревожный голос дежурного: «Боевая тревога!!!» Команда подавалась несколько раз. Мгновенно рота построилась с полной выкладкой, с оружием. Низко над землей, нам все было хорошо видно, на восток летели огромные самолетные эскадрильи. Это были стервятники Геринга. Началась война.
Нас маршевым порядком вывели в горы, где мы и увидели воздушный бой фашистов с нашими летчиками. Наши колонны также несколько раз были обстреляны с воздуха. На границе с Венгрией мы заняли боевые позиции и приготовились к бою. Так для меня и моих товарищей началась война».
Это - воспоминания очевидцев тех событий на уровне бойцов армейских подразделений. Пограничники, несшие охрану на перемышльском участке государственной границы, видели и знали гораздо больше. Привожу воспоминания автора книги «Записки офицера СМЕРШа» Олега Ивановского, служившего до начала войны пограничником 92 – го погранотряда под Перемышлем:
«Известно, что весной 1941 года агрессивность и наглость гитлеровцев росли с каждым днем. Немецкие самолеты чуть ли не ежедневно безнаказанно нарушали воздушную границу. Стрелять по ним категорически запрещалось. Кульминационным моментом на участке нашего 92-го погранотряда была переброска в апреле шестнадцати человек в красноармейской форме из диверсионной дивизии «Бранденбург - 800» с целью наблюдения за строительством оборонительных укреплений. Когда эта группа была обнаружена, то оказала вооруженное сопротивление. Одиннадцать фашистов были убиты, пятеро задержаны.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:01 | Сообщение # 9 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| 11 июня погранотряд городской Перемышльской заставы обнаружил телефонный кабель, проложенный под водой через Сан. В ночь на 20 июня пробравшаяся через границу группа диверсантов в количестве 12 человек, вооруженная автоматами, пистолетами, гранатами, взрывчаткой и авиаполотнищами, была обнаружена и задержана. На допросе диверсанты показали, что 22 июня Германией будет совершено нападение на СССР.
Поступала и информация не только об этом, но и о том, что говорят о предстоящих событиях немецкие солдаты, какова их осведомленность о причинах готовящегося нападения на СССР. Абсолютное большинство их знало об этом. Иные верили версии о том, что СССР готовится напасть на Германию и что они должны оборонять отечество, иные верили в то, что якобы СССР предъявил Германии ультиматум о передаче ему Румынии, Болгарии, Югославии и Греции. В связи с несогласием принять этот ультиматум Германия и начинает войну.
Но были и такие мнения, что будто бы по согласованию с Советским правительством немецкие войска через территорию СССР двинутся на Индию…
Вечером 21 июня точно по расписанию от станции Перемышль на ту сторону Сана отошел поезд с горючим и строевым лесом. Дежурный по городской комендатуре позвонил на левобережную часть станции и спросил, почему нет встречного поезда из Германии. Ему ответили: «Ждите утром».
Около полуночи 21 июня через Сан около разрушенного еще в 1939 году пешеходного моста перешел житель из Засанья (т.е. с немецкой стороны Перемышля - прим. В.К.). Он сказал, что несколько часов назад состоялось совещание немецких офицеров, на котором был объявлен приказ о нападении на СССР, и что война начнется около 3 часов утра. Он узнал об этом случайно, когда был у соседа, на квартире которого живут немецкие офицеры…»
А теперь свидетельство старшего офицера Красной Армии - генерал - лейтенанта Дмитрия Ивановича Рябышева, командира входившего в состав 26-й армии 8-го механизированного корпуса . Комкор Рябышев достойно показал себя в боях в самые первые дни войны, совершив со своим корпусом форсированный марш из Дрогобыча - места его дислокации в район Броды - Дубно, где принял участие в одном из самых больших танковых сражениях первых этапов Отечественной войны. Из всего прочитанного и использования для написания книги массива информации воспоминания Д.И. Рябышева нагляднее всего передают атмосферу надвигавшейся войны и ее начало. Цитирую:
«Примерно за десять дней до начала войны у нас побывал начальник этого управления (Автобронетанкового управления Красной Армии - прим. В.К.) генерал - лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко. Я просил у него разрешения провести учения на новых боевых машинах, чтобы механики - водители попрактиковались в вождении своих танков, но он не разрешил и намекнул, что в ближайшем будущем могут возникнуть условия, когда практики у всех будет с избытком. Для этого и надо приберечь моторесурс.
Перед началом Великой Отечественной войны обстановка на советско - германской границе была напряженной. Мы знали, что войне быть, но не хотелось верить, что гром грянет с минуты на минуту. 20 июня 1941 года я получил от командующего войсками Киевского Особого военного округа генерал - полковника М.П. Кирпоноса совершенно секретный пакет: лично мне предписывалось незамедлительно выехать к границе и произвести рекогносцировку района предполагаемых действий 8-го механизированного корпуса. Особое внимание при этом надлежало обратить на состояние мостов и дорог. Словом, основная задача личной командирской разведки заключалась в том, чтобы иметь полные данные о возможности прохождения танков.
В тот же день отправился в путь… На своем маршруте я делал остановки. Осматривал рельеф местности, опушки леса, заболоченные поймы и мосты. Останавливался у каждого моста, у каждой речки. Наконец, впереди показался Перемышль, древняя крепость. По реке Сан проходила граница. Дальше, за рекой, располагались немецко - фашистские войска. Командирская разведка длилась два дня. За эти дни мысль снова и снова возвращалась к содержанию совершенно секретного пакета. «Наверное, что - то ожидается, - думал я. - Видно и командующего войсками округа тревожит дислокация войск Германии вдоль нашей границы, частые нарушения немецкими самолетами нашего воздушного пространства»…
… Думая об этом, я, конечно, не предполагал, что до начала войны остаются не дни, а часы. После полудня вторых суток рекогносцировки (это было в субботу 21 июня) севернее Перемышля я увидел как появились восемь фашистских самолетов - разведчиков. На сравнительно небольшой высоте они пересекли границу и, разбившись на пары, направились вглубь нашей территории. Вели себя гитлеровские летчики более чем нагло: на бреющем полете рыскали во всех направлениях, кружили над местами расположения войск, над военными объектами, над дорогами. Уже сам этот факт методичного ведения воздушной разведки свидетельствовал о многом.
Окончив рекогносцировку, я решил, не заезжая в Дрогобыч, отправиться в Самбор к командующему 26-й армии генерал - лейтенанту Ф.Я. Костенко поделиться своими мыслями, доложить о результатах разведки. Но в Самборе меня ждало разочарование. Командарма в штабе не оказалось, он был в войсках. Принял меня начальник штаба армии полковник И.С. Варенников. Мой доклад о тревожном положении на границе на него не произвел заметного впечатления. Доводы о назревающей военной угрозе, не знаю, искренне или нет, он отвергал.
- Ваши опасения более чем несостоятельны, говорил Варенников. - Если бы дело шло к войне, то нас официально поставили бы об этом в известность. Были бы запрещены отпуска командирам и вывод артчастей на полигоны. Войска находились бы в состоянии повышенной боеготовности. А ведь приказов об этом нет. Что касается фашистских самолетов, то они и раньше летали. Быть может, это делают безответственные летчики. Так что же, палить по ним? Пусть дипломаты регулируют такие дела.
Попрощавшись с начальником штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные мысли по - прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармом о своих опасениях. Но генерала Ф.Я. Костенко снова не оказалось на месте.
… В Дрогобыче, в Доме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для военнослужащих гарнизона и их семей. В переполненном зале тепло принимался каждый номер программы. Люди были в хорошем настроении. Во время перерыва ко мне подходили командиры и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. Концерт и разговоры с сослуживцами в какой - то мере развеяли мои мрачные мысли. Отвлекли от тревог и забот. Но ненадолго. Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии, переговорить с командармом. И быстро уснул.
Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега молоденький красноармеец - посыльный.
- Товарищ генерал, торопливо обратился он, - в штабе Вас срочно вызывают к телефону!
Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что немецко - фашистские войска во многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут бои с пограничниками. Бомбят наши приграничные города и аэродромы.
- Но прошу без паники, - звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа добавил: - Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолетам не открывать! Ждите дальнейших указаний!
… Вскоре с неба донесся все усиливающийся гул моторов, над городом появились вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30 утра. А еще немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, все нарастающий вой падающих бомб. От мощных взрывов полопались в рамах стекла, дрогнул под ногами пол…
Кто - то из командиров доложил, что самолеты с черными крестами на крыльях бомбят нефтеперегонный завод, железнодорожную станцию и расстреливают перепуганное мирное население»…
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:03 | Сообщение # 10 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Это - примеры того, что происходило в мае - июне на небольшом отрезке нашей западной границы у города Перемышль. То есть , «кожей» ощущая приближение войны, бойцы армий прикрытия строили укрепления, проходили усиленную боевую подготовку, заполняли вкладыши в эбонитовые «посмертные» медальончики. Пограничники вылавливали немецких диверсантов, которые на допросах ясно говорили о предстоящем нападении Германии на СССР. Командующий корпусом визуально видел немецкие самолеты, которые группами вторгаются в воздушное пространство СССР и на минимальной высоте совершают облеты военных объектов в приграничной зоне. Как кадровый военный он понимает, что речь идет о воздушной разведке в самом чистом ее виде. Наверняка точно такие же тревожные признаки надвигавшейся войны наблюдались и на всем протяжении нашей западной границы. И однозначно - вся информация о происходящем докладывалась в штабы военных округов, а оттуда - в Москву, в Генеральный штаб, который, в свою очередь, должен был в ежедневном режиме докладывать о происходящем высшему политическому руководству страны…
И тем не менее директиву о приведении в боевую готовность войск Красной Армии вдоль западной границы СССР, подготовленную с согласия И.В. Сталина тогдашними наркомом обороны С.К. Тимошенко и начальником Генштаба РККА Г.К. Жуковым, на места начали передавать 21 июня в 23 часа 45 минут!... По существу только за четыре часа до нападения Германии! А когда эта директива дошла до штабов военных округов с учетом времени, хотя бы технически необходимого для обработки документа шифровальщиками? А когда она дошла до штабов армий прикрытия? А до штабов дивизий? Установленный факт: соединения, входившие в состав 26-й армии, получили официальное разрешение открывать зенитный огонь по совершавшей налеты немецкой авиации лишь к 10-ти часам утра!
Надо ли после этого искать ответ на вопросы: Кто «проспал» начало войны?.. Для меня лично ясно, что именно на совести нашего бывшего «Вождя и Учителя» лежат миллионы жизней советских солдат, офицеров, простых граждан нашей страны, которые стали по сути дела жертвами его безмерной самоуверенности, веры в непогрешимось собственных оценок и прогнозов. Конечно, мы вправе высказывать упреки в адрес и тогдашнего высшего командования РККА. Хотя, объективности ради, давайте спросим себя: могло ли оно к весне 41 – го года оправиться от шока, вызванного процессами 38 – го года над «красными маршалами» - Тухачевским, Якиром, Егоровым, Блюхером…?
Лично я испытываю чувство горечи при сопоставлении того, как в Германии в период между двумя мировыми войнами пестовали и взращивали командные кадры Рейхсвера и как безжалостно такие же кадры уничтожались сталинским режимом в нашей стране. В итоге «за науку» наших «маршалов победы» пришлось оплачивать кровью народа. Большой кровью! Очень большой - миллионами и миллионами жизней наших солдат и офицеров. А еще - жизнями сотен тысяч беженцев, гибнувших в начальные дни войны под бомбами немецкой авиации на дорогах от западной границы вглубь нашей страны. Кстати, косвенной жертвой этих бомбежек стала и моя семилетняя сестренка Тоня…
Вернемся к 173-й стрелковой дивизии, а вернее - к ней и к трем ее «родным сестрам» - 99-й стрелковой и 72-й горно - стрелковой дивизиям, составлявшим 8-й стрелковый корпус 26-й армии, и расскажем об их участии в боях в первые дни войны. Почему о рассказ о «трех родных сестрах» сразу? По той простой причине, что они в одном «кулаке» встретили эту войну. Вместе, плечом к плечу, они отходили с боями от западной границы. Вместе они оказались в начале августа в окружении под Уманью. Вместе в этом огненном мешке они и сгорели до последнего солдата.
Как уже говорилось выше, первым из состава 26-й армии войну встретил 220 отдельный саперный батальон 173-й стрелковой дивизии. На рассвете 22 июня он вместе с пограничниками принял участие в боях за Перемышль . В той войне - самом первом успешном сражении Красной Армии!
В нашем общественном сознании 22 июня 1941 года неразрывно ассоциируется с воем немецких бомб, дымом пожаров, хаосом, неразберихой, беспорядочным отступлением советских войск и одним - единственным островком сопротивления - Брестской крепостью. Да, все это так и было. Были и разгром нашей авиации на земле, бомбежки городов и колонн отступавших войск, а также беженцев, стремительные рейды немецких танковых дивизий. Константин Симонов говорил суровую правду, когда описывал события тех дней в своем бессмертном романе «Живые и мертвые». Но получилось так, что очень сильные и талантливые произведения Константина Симонова, Сергея Смирнова, Василя Быкова о начале войны на белорусском направлении стали той призмой, через которую мы до сих пор обобщенно смотрим на все, что связано с первыми днями Великой Отечественной войны. А в результате оказались в тени события на других фронтах. Например, до сих пор мало кто знает о боях за Владимир - Волынский, Раву - Русскую, Перемышль…
Принято считать, что немецкая армия начала артиллерийский обстрел целей на советской стороне границы ровно в 4 часа по московскому времени. После артиллерийской подготовки и подавления позиций погранзастав немцы приступили к форсированию водных рубежей, по которым в основном проходила тогда граница между СССР и оккупированной Польшей.
Однако в Перемышле война началась на полчаса раньше, чем в других местах - в 3.30 по московскому времени. Причина: немцы придавали очень важное значение овладению пограничным железнодорожным мостом через реку Сан на магистрали Львов - Краков. Он интересовал их настолько, что в плане действий группы армий «Юг», наносившей удар по Украине, было специальным пунктом вписано:
«Железнодорожный мост в Перемышле непременно должен быть захвачен в неповрежденном виде. Для этого будет подан бронепоезд.
Операцию поддержит 1-й батальон диверсионного полка «Бранденбург - 800». Часть этого батальона будет переодета в красноармейскую форму. Для совместных действий с ними выделяется еще один батальон из украинских националистов».
Именно на этом самом мосту в 3.30 по московскому времени прозвучали самые первые выстрелы Великой Отечественной войны и именно на этом самом мосту германская армия понесла самые первые потери в той войне.
Существует очень известная, почти хрестоматийная фотография о том, как начался бой за этот мост, сделанная кем - то из немцев ранним утром 22 июня: железные фермы моста, пригнувшиеся фигуры наступающих немецких солдат и несколько немецких же трупов, лежащих вповалку на рельсах. Совершенно случайно наткнулся на одном из сайтов поисковиков по теме войны на следующий комментарий к фотографии:
«Увидел это фото (брат прислал) … 35 лет хотел увидеть этот мост. Даже думал как - нибудь съездить. Мой дед, Мершин Виктор Александрович, его оборонял - рассказывал про этот день и про этот бой. С вечера уже ждали нападения, а с 3.30 утра они его держали - погранцы, усиленные ОсНазНКВД. Один ДОТ и несколько пулеметных расчетов с раскаленными «Дегтяревыми». Рассказывал, что река полна была трупов немецких была и вода красная. И что к концу боя, часам к 8 - 9 утра, (когда погранцы отступать уже начали в сторону города) валялась немчура на мосту и под ним как давленные тараканы. Дед был ранен в том бою не тяжело. И заряжавший у него был по имени Владимир…»
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:03 | Сообщение # 11 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Мост обороняли пограничники из 92-го Перемышльского погранотряда (он держал участок границы общей протяженностью 100 км и насчитывал ок. 2000 бойцов) и подразделения 66-го полка 10-й дивизии войск НКВД. Сохранились воспоминания тогдашнего начальника Перемышльской погранзаставы Александра Патарыкина:
«… После артподготовки немцы перешли в наступление. Основные силы они сосредоточили у железнодорожного моста. Туда был направлен с пятью пограничниками мой заместитель Петр Нечаев. Ему помогали командир отделения Ржевцев с пограничниками Водопьяновым и Ткачевым и старшина Привезенцев с группой бойцов. Для захвата моста фашисты бросили свыше роты. Но вначале пограничники не стреляли - ждали, пока враг достигнет середину моста и передние ряды переступят красную черту, обозначающую границу. Лишь после этого Нечаев приказал открыть огонь. Восемь атак до полудня предприняли гитлеровцы и каждый раз откатывались с большими потерями. Потерпев неудачу в лобовых атаках, фашистское командование бросило в обход группы Нечаева несколько отрядов автоматчиков на резиновых лодках и одновременно предприняло новые атаки на мост. Противнику удалось форсировать Сан. К этому времени на мосту был жив только лейтенант Нечаев».
К 10 часам утра сопротивление пограничников у моста было сломлено. Последний из остававшихся в живых лейтенант Нечаев при попытке немцев захватить его живым подорвал себя связкой гранат вместе с окружившими его немецкими солдатами…
В районе 12-ти дня всем пограничникам, державшим оборону советской части Перемышля, была дана команда отойти за рубежи обороны, которые держали регулярные части РККА, примерно в 10 – 12 км восточнее города. К исходу дня 22 июня центральные районы Перемышля оказались в руках немцев, хотя очаговая оборона и бои на окраинах города все еще продолжались. Сопротивлялись и гарнизоны ДОТов вдоль Сана в непосредственной близости от города.
В 17.00 под руководством командира 8-го стрелкового корпуса Д.И. Снегова в селе Нижанковичи в десятке километров от Перемышля состоялось совещание, в ходе которого было принято решение отбить город. Костяк группировки, которая должна была нанести контрудар по боевым порядкам немецких войск, составили части 99-й стрелковой дивизии полковника Н.И. Дементьева. К ним был присоединен также сводный отряд пограничников под командованием подполковника Тарутина.
Наступление на Перемышль началось в 9.00 23 июня. После ожесточенного боя на подступах к городу Перемышль в его советской части был к середине дня полностью очищен от немцев, а затем один из батальонов пограничников под командованием Г. Поливоды ворвался и в немецкую часть города, то есть на территорию тогдашнего рейха.
В книге, составленной на основе материалов и воспоминаний ветеранов 101-й легкопехотной (в дальнейшем - егерской) дивизии вермахта, той самой, чьи солдаты штурмовали железнодорожный мост чараз Сан, об этом эпизоде войны скупо говорится, что 22 июня «дивизия натолкнулась на организованное сопротивление», «был тяжело ранен командир дивизии» и «до 24 июня большевики постоянно атаковали на флангах дивизии, поставив ее в почти критическое положение».
Немцы, в свою очередь, контратаковали. И хотя в три последующих дня в Перемышле по существу без перерыва шли уличные бои, общий контроль над городом сохраняли наши войска. Однако немцы тем временем сумели переправиться через реку Сан севернее и южнее Перемышля и начали развивать наступление на Львов. Вечером 26 июня командиру 99-й дивизии полковнику Дементьеву и переданным в его подчинение пограничникам 92-го погранотряда был отдан приказ оставить город, и в 6.15 утра следующего дня наши войска оставили Перемышль. Но очаговая оборона в некоторых дотах, входивших в «линию Молотова» продолжалась и после этого. Последним 30 июня пал дот под Замковой горой на берегу Сана, которым командовал младший лейтенант Чаплин.
Еще один штрих к картине тогдашних боев на Львовщине - строки из доставшегося нашим письма немецкого ефрейтора Конрада Думплера своему брату в Германии (цитирую по книге маршала Ивана Христофоровича Баграмяна «Так начиналась война»):
«Четыре года я в армии, два года на войне. Но мне начинает казаться, что настоящая война началась только сейчас. Все, что было до сих пор, это - учебные маневры, не больше. В роте уже почти не осталось никого из старых товарищей. Кругом новички, но и они не задерживаются. Каждый день составляются длинные списки убитых и раненных. Командование убаюкивает нас, как маленьких детей, уверяя, что мы близки к победе. Эта самонадеянность опротивела, ибо собственными глазами солдаты видят, что делается.»
Во время бов за Перемышль 173-я стрелковая дивизия находилась в резерве командующего 26-й армией в готовности выступит в направлении главного удара немцев на участке фронта армии. Вот что об этом сказано в Оперативной сводке штаба Юго - Западного фронта №7 от 25 июня 1941 г.:
«3. 26-я армия в течение дня вела тяжелые бои на своем правом фланге.
99-я стрелковая дивизия - на фронте Гусакув, Балице, Буцув. Медыка, Перемышль.
72-я горно - стрелковая дивизия двумя горно - стрелковыми полками обороняет рубеж Ольшаны, Устьшики Дольне, два горно - стрелковых полка - армейский резерв в районе Гусакув - Крукенице.
173-я стрелковая дивизия (без одного стрелкового полка) к утру 26.6.41 г. выходит в район Самбор, Хырув в готовности с утра 26.6.41 г. контратаковать в направлении Крукенице, Мосьциска; остальными частями обороняет рубеж на фронте (иск.) Устшики Дольне, Лутовиска.
В районе Санок с утра 25.6.41 г. переправилось до батальона пехоты.
Штаб 26-й армии - Самбор.»
Однако в докладе начальника штаба Юго - Западного фронта начальнику Генерального штаба Красной Армии о положении войск фронта к исходу дня 28 июня, то есть после первой недели боев, явственно просматриваются первые признаки надвигающегося разгрома армий прикрытия госграницы. Цитирую наиболее выразительные положения документа:
«5-я армия.
Положение армии продолжает оставаться невыясненным. До сего времени известно лишь следующее:
…124-я и 135-я стрелковая, 215-я (видимо остатки) и 131-я моторизованные дивизии после боя у Луцк с прорывающимися на восток частями немцев (27.6.41 г.) предположительно отошли в леса района Киверце.
Состояние этих частей и план их действий остаются для штаба фронта невыясненными.
…19-й механизированный корпус с частями 228-й стрелковой дивизии под командованием Фекленко, оказывая упорное сопротивление наступлению превосходящих сил противника, удерживает занимаемые подступы к Ровно.
…Совершенно не установлено положение частей 15-го стрелкового корпуса, отходивших в ковельском направлении.
…6-я армия.
В целях создания устойчивого положения части армии в ночь на 28.6.41 г. отведены на фронт Каменка Струмилова, Жулкев, Янув, Грудек Ягельонски.
Противник проявляет активность пехотой и механизированными частями вдоль шоссе Яворув, Львов.
4-й механизированный корпус сосредоточен к юго – западу от Львова.
26-я и 12-я армии.
Отход частей 26-й и 12-й армий в ночь на 28.6.41 г. на новый рубеж Любень Вельки, Дрогобыч, Борислав, Тухля и далее вдоль госграницы совершен был без должного воздействия со стороны противника. Войска этих армий стали на новые рубежи и закрепляются…»
К вечеру 29-го июня передовые части немецкой армии прорвались к западной окраине Львова, а в течение следующего дня полностью овладела этим городом. Накануне, 28 июня, в войну вступила союзница Германии - Венгрия. Еще раньше, 22 июня, к участию в военных действиях против СССР подключились Словакия и Румыния.
Небольшой попутный комментарий относительно союзников Германии, а стало быть - наших противников в той Войне. До сих пор наши историки стыдливо «проскакивают» эту тему или, если все - таки касаются ее, то говорят скороговоркой и невнятно. Срабатывает «политкорректность», заложенная еще в советские времена. В послевоенную эпоху Чехословакия, Румыния и Венгрия считались странами социалистического лагеря, нашими союзниками, членами Организации Варшавского Договора. Говорить вслух о том, что наши «товарищи по оружию» еще вчера стояли в одном строю с гитлеровцами и участвовали в насилии над нашим народом, было чем - то «неприличным». Поэтому в общественном восприятии той Войны в нашей стране сложился своего рода стереотип, что против СССР воевала только Германия, а ее сателлиты были вроде как бы «непричем». А на самом деле экспедиционные силы Венгрии, Румынии, Словакии служили подспорьем вермахту, позволяя ему концентрировать свои силы на главных направлениях.
Во избежание окружения 6-й, 26-й, 12-й и 18-й армий Ставка верховного командования отдала приказ начать отход от границы на восток. Так для бойцов 173-й стрелковой и их товарищей из других армий прикрытия госграницы началась долгая эпопея отступления…
В оперативных сводках штаба Юго - Западного фронта за 29 июня о 26-й армии сказано предельно скупо: «Данных нет». Это значит, что 173-я стрелковая дивизия , как и вся 26-я армия, начала движение на новые рубежи. Какие? Увидим в следующей главе.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 11:00 | Сообщение # 12 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| О Т С Т У П Л Е Н И Е
После первой недели боев военно - политическому руководству СССР стало ясно, что приграничные сражения в Прибалтике, в Белоруссии и на Украине нашей армией проиграны. Конкретно на Украине немецкие танковые дивизии прорвали рубежи обороны на «линии Молотова» и обескровили во встречных боях под Дубно и у Бродов советские танковые корпуса, которые, по замыслу, должны были отбросить немцев к границе. Более того, на севере Украины, в районе Владимира - Волынского, немецкие войска глубоким клином вонзились между боевыми порядками 5-й и 6-й армий прикрытия, нацелившись на Житомир и далее Киев и создав угрозу окружения трем армиям - 6-й, 26-й и 12-й, сражавшимся южнее, в районе «Львовского выступа». С учетом такого развития обстановки Ставка верховного командования 30 июня приняла решение произвести перегруппировку сил, отведя наши войска на 100 - 200 км к востоку с таким расчетом, чтобы они смогли к 9 июля закрепиться в укрепрайонах вдоль старой государственной границы, на так называемой «линии Сталина».
Этот приказ дал уставшим, измотанным предыдущими боями бойцам надежду. В первых числах июля на Украину обрушились проливные дожди, идти по раскисшим дорогам стало еще труднее, но у месящих грязь пехотинцев теперь появилась простая и понятная каждому цель. Тогдашний начальник оперативного отдела штаба Юго - Западного фронта, будущий маршал И.Х. Баграмян в своих воспоминаниях «Так начиналась война» пишет:
«Мы успокаивали себя: вот соберемся с силами, тогда ударим и погоним врага. Офицер, вернувшийся из войск, рассказывал, как один из командиров подразделений объяснял бойцам цель отступления: «Отойдем к старой границе, где у нас подготовлены укрепленные районы, измотаем там фашистов. А потом турнем их до Берлина».
Да, пожалуй, у всех нас, от бойца до командующего фронтом была непоколебимая уверенность, что на линии старых укрепленных районов мы остановим врага. Отступать дальше - этого и в мыслях ни у кого не было.»
… За отведенные приказом 5 - 6 суток войскам предстояло пройти от 100 до 200 км в зависимости от предписанного для каждой дивизии укрепрайона. Армии начинали отход в разное время: фланговые - 5-я и 12-я - в ночь на 1 июля, центральные - 6-я и 26-я - в ночь на 2 июля. К моменту получения приказа на отход дивизии 26-й армии, которой командовал генерал - лейтенант Ф.Я. Костенко, находились южнее Львова, в районе Николаев - Жидачев - Журавно - Бережаны. Хотя в предыдущих боях они понесли существенные потери, особенно 99-я и 173-я дивизии, тем не менее их отход был достаточно упорядоченным. Части 6-й армии, которой командовал генерал – лейтенант Н.И. Музыченко, отходили несколько севернее, но давление немцев на них было намного сильнее, и в непрекращавшихся боях эта армия несла наибольшие потери. К югу от 26-й армии отходила на восток 12-я армия под командованием генерал – майора П.Г. Понеделина. Этой армии отходить было легче всех, поскольку немецкие удары ее почти не достигали.
Вся эта масса людей, военной техники, повозок в первых числах июля двинулась на восток, растекаясь по проселочным дорогам, укрываясь в лесах и перелесках и вновь сливаясь в местах немногочисленных переправ, где их уже ждала вражеская авиация, а то и танковые засады передовых групп немцев. Но в те дни стреляли по нашим отступавшим войскам не только немцы…
Приведу скупые, но выразительные воспоминания о том, как реально выглядел отход наших войск из Западной Украины, оставленные рядовым 44-й дивизии 12-й армии Сергеем Ильичом Чекалиным:
«Дороги от дождей размокли, лошади становились, падали. Мы сами впрягались в повозки и тянули боевое имущество. Небольшой отдых не восстанавливал сил. Питались в основном сухарями. Над головой все время висит немецкая «рама». Участились налеты местных жителей, появились дезертиры из призывников Западной Украины. Приказано: быть бдительными и осторожными!
Сильно зарос, как и все. Командир роты стал часто употреблять матерные слова. Никто не жаловался на усталость, молчали и точно исполняли приказ.
По дороге на Станислав раскинулась необъятная равнина, на которой в рост человека в полном наливе колосилась пшеница. В безлюдных селах дымятся хаты. В городе разруха, горит элеватор, люди таскают зерно и муку.
Оставив Станислав, с боями начали отходить на Тернополь. Из окон домов и из чердаков то и дело раздаются пулеметные очереди местных бандитов…»
Читая в процессе работы над этой книгой воспоминания очевидцев тех лет, я постоянно натыкался на упоминания о том, что с началом войны активными союзниками Германии стали украинские националисты. В уже приводившемся выше плане захвата железнодорожного моста в Перемышле упоминался батальон украинских националистов, которому в плане отводилась какая - то немаловажная роль. Установлено, что речь шла о созданном немецкой службой военной разведки - Абвером батальоне «Нахтигаль». Кстати, в те времена в его рядах служил гауптман Роман Шухевич, будущий главнокомандующий УПА, ставший - ирония судьбы! в бытность президентом Украины В. Ющенко - «Героем Украины». Конкретных упоминаний о том, сыграл ли существенную роль батальон «Нахтигаль» в боях за сам Перемышль, я в документах тех лет пока не встретил, но, судя по воспоминаниям очевидцев, небольшие группы из состава «Нахтигаля», переодетые в красноармейскую форму, совершали диверсионные акты в тылу наших войск. А еще можно найти массу документов и свидетельств об участии этого батальона, сформированного из украинских националистов, в уничтожении еврейского населения Львова и других городов Западной Украины.
Темы нападений украинских националистов на наши войска касались многие, кто был в те дни на Западной Украине. Процитирую воспоминания еще одного очевидца - кинорежиссера Петра Абрамовича Сатуновского:
«27.6.41. Всю ночь была гроза. Ночью в Злочеве бандиты стреляли в наших. Есть убитые. Чуть свет выехали по направлению Топорува. Не доезжая 10 – 15 км, вернулись - наши заняли обор. позицию. Видели разгромленный немцами 22.6. утром аэродром. Останки самолетов, одна бомба попала прямо в хвост. Возвратились в Тарнополь, для того, чтобы выехать обратно. Самочувствие отличное. Едем мимо высокого жита. Удивительно много мака в нем, оно кажется не золотистым, а красным. Красный цвет мака. Не доезжая до передовых, встретили у командного пункта танк. На нем лежал раненый танкист, и другой его поил водой. Опять красный цвет, цвет крови русского танкиста…»
В самом Львове украинские националисты при отходе наших войск по существу подняли вооруженное восстание, и если бы в те времена у них были «фауст – патроны», то они наверняка сожгли бы с крыш и чердаков городских зданий 4-й механизированный корпус Красной Армии в момент прохождения его по улицам города к границе 23 или 24 июня. В городках типа Жолква, Золочев еще при отходе основных частей Красной Армии украинские националисты по существу брали власть в свои руки и обращали оружие против остаточных групп красноармейцев, уходивших на восток.
Реакция со стороны НКВД была соответствующей. После начала вооруженных выступлений боевиков УПА 23 - 24 июня работники НКВД по Львовской области отказались от проведения эвакуации в тыл находившихся в тюрьмах украинских националистов. Небольшую часть их, в пределах 800 чел., после наскоро проведенной процедуры разбирательства освободили, остальные - около 2500 чел. - были расстреляны. То же самое произошло в тюрьмах других городов Западной Украины - Злочева, Тарнополя, Збаража, Бара, Станислава…
Не церемонились в те дни с боевиками УПА и красноармейцы. Приведу фрагмент воспоминаний о событиях тех дней лейтенанта 174 запасного стрелкового полка 26-й армии Василия Федоровича Малакова в пересказе его сына:
«О тогдашнем пребывании во Львове запомнился послевоенный отцовский рассказ, как они, говоря военным языком, сосредоточились в каком - то закрытом городском дворе. Неожиданно их обстреляли с высокого чердака. Кого - то ранили, большинство поспешили в укрытие, а несколько бойцов быстро нашли ход на чердак, откуда вывели бледного парня, отобрав у него немецкий автомат. Без допроса и следствия из этого же автомата парня и расстреляли, он только и успел выкрикнуть: «Слава Украiнi!»
…Итак, в первых числах июля части Красной Армии начали отход на восток. Наиболее тяжелая участь выпала 6-ой армии генерала И.Н. Музыченко, шедшей от Львова на Тарнополь. Она отступала в обстановке непрерывных арьергардных боев. Часто отставшие полки были вынуждены пробиваться к своим через пока еще жиденькие порядки опередивших их немецких войск. Особенно тяжелые бои 6-й пришлось вести под Тарнополем и за сам город, который в период 1-4 июля неоднократно переходил из рук в руки. От Тарнополя 6-я армия, согласно приказу Ставки, должна была повернуть на северо - восток, в направлении города Староконстантинов с задачей закрепиться в Староконстантиновском укрепрайоне.
26-й армии генерала Ф.Я. Костенко, отступавшей южнее, было несколько легче. Процитирую оперативную сводку штаба 26-й армии от 1 июля: «Противник небольшими пешими и конными группами неотступно следует за нашими частями», то есть армия отходила без больших боев. В то же время перед армией была поставлена более сложная задача - пройти южнее Тарнополя, через местечки Бережаны - Теребовля - Гримайлов, затем, после переправы через реку Збруч у Сатанова, круто взять на север и выйти к Остропольскому Уру, расположенному чуть к югу от Староконстантиновского.
Третья армия, отступавшая из «Львовская выступа» - 12-я, под командованием генерала П.Г. Понеделина, получила приказ закрепиться в Летичевском укрепрайоне, южнее Остропольского Ура.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 11:02 | Сообщение # 13 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| Чувства отступавших солдат лучше всего передают, на мой взгляд, написанные в 42-м году стихи Константина Симонова - человека, который вместе с миллионами других испил чашу горечи отступления:
«Опять мы отходим, товарищ,
Опять проиграли мы бой,
Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной.
Мы мертвым глаза не закрыли,
Придется их вдовам сказать,
Что мы не успели, забыли
Последнюю почесть отдать.
Не в честных солдатских могилах,
Лежат они прямо в пыли…»
Советские войска, спасаясь от ударов немецкой авиации, шли в основном ночью. Если кто - то спотыкался о какое - то препятствие, то подавал по цепочке предупреждение: «Ноги!» Часто бойцы засыпали на ходу и шли с закрытыми глазами. Чтобы не упасть, клали одну руку на плечо идущего впереди и переставляли ноги как механические автоматы. Днем, как правило , отступавших настигали немецкие механизированные части, и тогда завязывался очередной бой. Нормальной пищи не было. Питались всухомятку, а то и вовсе шли голодные. Уже упоминавшийся выше лейтенант 174 запасного стрелкового полка 26-й армии В.Ф. Малаков рассказывал своему сыну:
«Один из бойцов, немолодой еврей, пожаловался, что у него язва желудка, и он не может есть всухомятку. На это политрук, держа руку на кобуре, спросил с прижимом: «Вам что, не нравится пища в Красной Армии?»
Очень тяжело давались переправы через реки, которые приходилось пересекать каждые 40 - 50 километров пути. Вот выразительный фрагмент из воспоминаний И. Х. Баграмяна:
«Побывавшие в войсках офицеры докладывали, что по дорогам под непрекращающейся бомбардировкой упорно продвигаются на восток колонны наших солдат и обозы. А по обочинам вместе с ним течет поток беженцев. Их многие тысячи. Покинув родной кров, бросив все имущество, люди готовы на любые муки, лишь бы спастись от фашистского рабства. И вся надежда у них на наших красноармейцев - только эти запыленные, измученные, израненные воины могут защитить их, уберечь от гибели. Драматические события разыгрываются на переправах, где скапливаются огромные массы людей, машин, повозок. Каждая фашистская бомба находит цель. Но и здесь нет паники. Бойцы и командиры, убрав тела погибших, разбитые машины и повозки, снова наводят мосты, пускают паромы. Беженцы терпеливо ждут своей очереди. Иногда к переправам прорываются фашистские танки, и тогда начинается борьба не на жизнь, а на смерть…»
Это - цитата из книги маршала, изданной в 60 - 70-х годах, а потому написанной в ортодоксальном духе советского патриотизма, как он понимался в 60-х - 70-х годах. Что - то в приведенной цитате соответствует реалиям той войны, но в тоже время на какие - то аспекты того, что творилось в те дни на переправах, наложен обязательный в те дни псевдопатриотический «макияж». Более правдивыми воспринимаются воспоминания рядового 44-й горнострелковой дивизии Сергея Ильича Чекалина, которого я уже цитировал выше. Его дивизия, действовавшая в составе 12-й армии, отступала по существу по тому же маршруту, что и дивизии 26-й армии, только несколько южнее. А так - практически те же самые даты, те же города и главное - те же водные преграды. Итак, рассказ С.И. Чекалина:
«Вышли к Бугу. Ветхая, наскоро сделанная переправа через реку не могла быстро пропустить огромную массу машин, повозок, людей, скота. Все рвались на другой берег, создавалась толчея, начались споры, повозки наезжали одна на другую. Бились лошади, ругались ездовые. Над переправой кружились мессеры, по ним били из всякого оружия - от пушки до пистолета. К вечеру переправились и мы, потеряв бронемашину комбата, которая по вине водителя пошла на дно. В нашем батальоне связи не осталось никакого имущества…»
Думаю, что до сих пор так и остался недооцененными подвиги саперных частей, которым в те дни приходилось наводить и поддерживать переправы - мосты, паромы, гати через заболоченные места. Именно они первыми приходили к местам переправ, чтобы привести их в пригодное состояние, именно они чинили и восстанавливали эти переправы после немецких бомбежек, они же последними уходили от них, догоняя свои части с тем, чтобы у следующей переправы вновь оказаться первыми. Такова была фронтовая доля у всех армейских саперов, такой она была и у командира взвода 220-го саперного батальона 173-й сд младшего лейтенанта Алексея Митрюшина.
… Все отступавшие части по пути следования должны были отгораживаться от преследовавших их немцев арьергадами. Это - еще один трагический аспект той войны: ведь бойцы оставляемых заслонов по существу были обречены на гибель. Вновь процитирую воспоминания В.Ф. Малакова в пересказе его сына:
«Однажды отцовский взвод получил задачу: прикрыть отход основных сил полка. Залегли вдоль «складки местности», едва заметной на равнине. Через некоторое время увидели на горизонте пыль и услышали грохот быстро приближавшихся немецких танков. А у бойцов взвода - ни одной гранаты, винтовка - одна на троих. Втиснулись в землю, кто - то стал читать «Отче наш»… Как было не поверить в силу слова Божьего, когда вдруг танковая колонна изменила курс и пошла в сторону - мимо них! За день догнали свой полк, где их уже и не ждали: арьергарды считали неминуемыми, тактически оправданными потерями».
… Измотанные боями и многокилометровыми маршами бойцы всех трех армий жили в те дни надеждой, что вот - вот они дойдут до укрепрайонов, которые виделись им своего рода родной надежной крепостью, которая укроет их от наседающего врага, даст возможность перевести дух. Увы…
Несколько слов об этих самых укрепрайонах, на которые возлагались такие надежды. Они, укрепления, строились вдоль старой государственной границы в 30-х годах против конкретного противника - панской Польши, воспринимавшейся на тот момент авангардом возможного антисоветского фронта. Соответственно, 90% укреплений имели на вооружении пулеметы и лишь 10% их были оборудованы для артиллерийских орудий. Для отражения наступления польской армии, армии конно - пехотного типа, располагавшей крайне малым количеством танков, самолетов и тяжелой артиллерии, эти укрепления были бы достаточными. Но в июне - июле 1941 года наступала не польская армия. И еще одно немаловажное обстоятельство: с переносом государственной границы СССР после сентября 1939 года на запад и началом строительства новой «линии Молотова» старые укрепления были заброшены, а их вооружение в основном демонтировано.
Вот что в июле 41-го года докладывал командованию Южного фронта генерал Понеделин, армия которого должна была закрепиться в Летичевском укрепрайоне:
«Ознакомился с Летичевским Уром, потеря которого ставит под прямую угрозу весь ваш фронт. УР невероятно слаб. Из 354 боевых сооружений артиллерийских имеет только 11, на общее протяжение фронта 122 км. Остальные - пулеметные ДОТы. Для вооружения пулеметных ДОТов не хватает 162 станковых пулемета. УР рассчитан на 8 пульбатов, имеется 4 только что сформированных и необученных. Предполья нет... Между соседним правым Уром имеется неподготовленный участок протяжением 12 км».
… К линии старых укрепрайонов отступавшие армии добрались к 7 - 8 июля. Однако из - за стремительных темпов наступления немецких танковых дивизий времени на организацию обороны у них не было: германские войска прорывали самые западные укрепрайоны «с ходу»: Проскуровский УР, выстроенный вдоль восточного берега р. Збруч, был прорван 6-го июля, расположенный южнее Каменец - Подольский УР - 5-го. Штурм более поздних по времени постройки оборонительных сооружений на «линии Сталина» начался утром 9-го июля. Действуя на узком участке Новоград - Волынского укрепрайона в полосе 5-й армии, немцы нанесли удар такой силы, что в считанные дни прорвали оборону между Новоград - Волынском и Мирополем, создав в ней брешь, которая, словно трещина в плотине, вела к разрушению всего оборонительного рубежа.
Одновременно сильные воздушные и наземные удары наносились по другим УРам, особенно по Остропольскому - самому последнему по времени постройки, а потому наиболее укрепленному из всех УРов «линии Сталина». Его обороняла 26-я армия с приданными ей дополнительными дивизиями. Процитирую «Боевой приказ командующего войсками 26-й армии №010 на оборону рубежа Острополь, Летичев (9 июля 1941 г.)»:
«1. Мотомеханизированные соединения противника, после прорыва фронта Нв. Мирополь, овладели Бердичев. К исходу 9.7.41 г. противник овладел Любар. Авиацией установлены в районе Тарнополь, Волочиск танки и группы мотопехоты.
2. Справа 6-я армия с утра 10.7.41 г. переходит в наступление с общей задачей уничтожить прорвавшуюся в район Бердичева механизированную группу противника.
Граница с ней: (иск.) Вишенки, (иск.) Фастов, (иск.) Бердичев, Острополь, (иск.) Базалия.
Слева 12-я армия обороняется на фронте (иск) Летичев и далее на юг.
3. 26-я армия имеет задачу прочно оборонять район Остропольского укрепленного районе на рубеже Острополь, Ст. Синява, Новоконстантинов, Летичев, обеспечивая операцию 6-й армии и не допуская прорыва противника в направлении Бердичев, Казатин с востока.
а) 8-му стрелковому корпусу со 2-й противотанковой бригадой (без двух дивизионов) к исходу 9.7.41 г. выйти и прочно оборонять рубеж Калиновка (западнее Острополь), Ладыги, Ст. Синява, не допуская прорыва противника в восточном направлении и обеспечивая операцию 6-й армии по окружению и уничтожению бердичевской группировки.»
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 11:03 | Сообщение # 14 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| «Наша» 173-я в составе 8-го стрелкового корпуса держала оборону на рубеже Храбузин - Ладыги - Бабин - Старая Синява. В процессе работы над этой главой нашел в интернете фотографии сохранившихся до наших дней двухэтажных артиллерийско - пулеметных дотов. Они до сих пор стоят в кукурузных полях в 12 км от Любара по дороге в сторону Грицева, за километр - полтора до Храбузина. Задаюсь вопросом: не те ли самые доты, которые защищали солдаты 173-й дивизии? Очень может быть! Во всяком случае, найденные боевые документы 26-й армии говорят в пользу такого предположения.
И еще один интересный документ я обнаружил в ходе своих поисков в интернете - дневниковые записи немецкого солдата Йохана Дерингера, служившего в 4-й роте 522-го пехотного полка о боях в тех самых местах, где воевала 173-я стрелковая дивизия РККА. Вот что он писал в своем дневнике :
«Сб. 12 июля 41
Ночью около 2.00 подъехали батальонные походные кухни и раздали довольствие; мы слушали и диву давались: наш фельдфебель все равно решился продвигаться дальше.
Утром 1-я минометная группа вновь была подчинена директору цирка Флорету, 1 рота. После некоторого шатания туда - сюда, наш батальон атаковал населенный пункт Бабин.
Как нам сообщили, мы находимся перед укреплениями линии Сталина. Наша дивизия временно подчинена IV.А.К.
…
Вчера особенно повезло Хуберу Фритзлю! Большой осколок попал ему в шлем и прошел по волосам, второй продырявил ему походную флягу.
До сегодняшнего дня мы прошли от Крыстынополя 460 км, продвигаясь вперед в юго – восточном и восточном направлении.
Когда я писал эти строки, было около 11.00 утра, затем началась атака и мы продвинулись на пару километров вперед. Когда мы достигли опушки леса, на нас обрушился неистовый огонь пулеметов и тяжелых калибров, однако это не могло остановить порыв нашего удара. Сегодня роте пришлось донести о нескольких раненых, кроме того, был ранен наш командир, ст. лейтенант Вильна… Полку пришлось вступить в очень тяжелый бой, и он не смог продвинуться дальше. Говорят, в 3-м батальоне остался только 1 офицер! После того, как русские пулеметные гнезда на опушке леса были ликвидированы, весь батальон продвинулся вперед, занял позиции и окопался (только за сегодняшний день окопался в 4-й раз!!)
Вс. 13 июля 41
Поздно вечером я добровольно отправился за водой в компании фельдфебеля Блаймейера, унтерофицера Винтера и еще 6 человек, из оружия мы взяли только 3 автомата - в том числе 1 русский - и 1 карабин. До ближайшей деревни было примерно 4 км. Там мы нашли прятавшихся русских солдат, и взяли в конце концов 6 пленных. Мы вернулись около 1 ч.; оно того стоило!
Утром пришел приказ «отойти на исходные позиции», там оставаться в готовности! Ко всему прочему, начался дождь.
На настоящий момент в полку выбыло 14 офицеров, в том числе погибли 5 командиров рот. Итак, потерь достаточно, сейчас самое время отвести нас немного назад. Поскольку мы натолкнулись на линию бункеров, так называемая линия Сталина, мы должны отступить и уклониться от боя: нашего чисто пехотного вооружения недостаточно для борьбы с бункерами! Разумеется, выглядело это как бегство назад в Бабин. Мы уклоняемся влево, т.е. на север, так как там другая дивизия прорвалась на более слабом участке. Как говорят наши офицеры, русские тем не менее заметили маневр, которым их хотят атаковать слева и атаковать с тыла. До обеда еще раз пришел приказ о смене позиций и примерно с 11.00 мы прикрывали наш отход. В течение дня распогодилось - утром шел более или менее сильный дождь - и заснули тут же на солнце. Только поздно вечером мы двинулись на север. Мы двигались с остановками, пока не встали окончательно. Огонь вражеской артиллерии преградил нам дальнейший путь, и мы переночевали в ниве.
Ночью все было спокойно, только на рассвете несколько снарядов разорвалось совсем рядом с нами…
Пн. 14 июля 41
До обеда рота не двигалась, и мы втроем пошли достать хлеба. Группы Винтера и фелдфебеля Шредера были выведены в полковое подчинение.
Там нас ожидало особое задание. Доложив в штабе полка о прибытии, мы узнали о нашем подчинении саперной роте. Нам эта новость, пожалуй, не слишком добавила мужества. Чтобы достичь предписанного положения, мы должны были совершить продолжительный обход, да еще и по просматриваемой противником возвышенности. Едва мы показывались, на нас сразу же обрушивался артиллерийский огонь. Продвигаться можно было только короткими перебежками. Прямо рядом с нами прямым попаданием была поражена полковая группа связистов. Попадание в повозку, и 2 убиты, 2 ранены (тяжело) и 1 легкораненый!
У наших транспортников тоже что - то произошло. Что именно, мы смогли узнать только позднее вечером. До тех пор мы ничего не знали о судьбе двух возниц и Шлёгля. Все прояснилос, когда мы вернулись назад, чтобы выяснить, куда же запропастились наши повозки. Мы нашли разбитые повозки, мертвых коней и кучу груза.
…
Место, где находится командный пункт полка, и рядом с которым расположены наши позиции, называется Цимбаловка…»
К сожалению, я не нашел воспоминаний наших солдат, защищавших рубежи Остропольского Ура. Почти все они полегли на поле боя или в немецком плену… Могу только цитировать донесения штаба 26-й армии и сводки штаба Юго - Западного фронта. Приведу выдержки из Оперативной сводки штаба 26-й армии №032 от 11 июля:
«1. Армия своими частями занимает оборону на фронте Острополь, Десеровка, Новоконстатинов, Летичев, подтягивая отставшие подразделения.
2. 8-й стрелковый корпус с 14 часов, отражая попытки до полка противника с танками с направления Райки, Губен, Острополь, прочно обороняет рубеж Острополь, Десеровка, Юзефовка. Положение частей и штабов - без изменений. Подтягиваются отставшие подразделения. 1-й и 201-й стрелковые полки найдены в Юсвин (20 км западнее Винница), направляются в район дивизии.
24-й механизированный корпус занимает оборону по р. Иква, р. Буг на участке (иск.) Юзефовка, Летичев.
216 мотострелковая дивизия на участке (иск.) Юзефовка, устье р. Иква.
На участке Ст. Синява, Юзефовка части дивизии сменены частями 72-й горнострелковой дивизии.»
Немцы нанесли удар по Остропольскому укрепрайону утром 15 июля. Вот какую запись сделал 17 июля 41 г. в своем дневнике тогдашний начальник оперативного отдела Генерального штаба Сухопутных войск Вермахта Франц Гальдер:
«После 4 дней упорных наступательных действий 1-я танковая группа генерал - полковника Клейста сумела прорвать главный оборонительный рубеж в полосе Остропольского укрепленного района русских. Успех стал итогом превосходства немецкого оперативного искусства.
Клейсту удалось дезориентировать противника. Демонстрируя активные наступательные действия против Новоград - Волынского укрепленного района на участке Барановка Кикова, он скрытно перебросил свои основные силы на 50 километров южнее в полосу Остропольского укрепленного района. Передислокация танковых дивизий проводилась в ночь с 13-го на 14-е. Все жители из населенных пунктов, через которые проходил маршрут следования дивизий, были заранее выселены. На этот же участок была скрытно переброшена вся тяжелая артиллерия группы армий.
У местечка Мартыновка Клейст создал на десятикилометровом участке фронта шестикратное превосходство в живой силе и артиллерии, сосредоточил все свои танковые дивизии. Фон Рунштедт нацелил на этот участок всю бомбардировочную и большую часть истребительной авиации группы армий «Юг». В итоге на этом локальном участке удалось захватить превосходство в воздухе.
После проведенной на рассвете 15 июля мощной артиллерийской подготовки и массированной бомбардировки танковые дивизии протаранили оборону русских. В результате продолжавшегося весь день ожесточенного штурма войска Клейста прорвали на всю глубину две долговременные оборонительные полосы. По донесению Клейста, прорванных полосах было до трех бетонных дотов и до 40 дзотов на километр фронта, до 12 линий траншей.
Учитывая негативный опыт 4-й танковой группы, главком категорически запретил Клейсту бросать моторизованные корпуса в отрыв, не обеспечив фланги. Рунштедт должен в первую очередь расширить прорыв, ввести в него пехотные дивизии, и только потом выпустить Клейста на оперативный простор.
Однако, следует заметить, что русские фанатично обороняются в укрепрайонах на флангах прорыва. Их артиллерия обстреливает коридор, не позволяя быстро проталкивать через него войска. Русские подтягивают на участок прорыва дополнительные силы авиации. Очевидно, удержать господство в воздухе дольше нескольких дней не удасться.»
Рубеж у села Мартыновка, на который пришелся главный удар немцев, защищала 38-я стрелковая дивизия. В том бою она полегла полностью, до последнего солдата…
Одновременно со штурмом Остропольского укрепрайона немцы возобновили наступление в направлении Белой Церкви, нацеливаясь дальше на Киев. Над 6-й и 12-й армиями замаячил призрак флангового охвата, и армии Музыченко (6-я ) и Понеделина (12-я) 16 июля получили приказ отойти на линию Калиновка - Литин - Винниковцы. Одновременно для того, чтобы компенсировать понесенные этими армиями потери, им передали дивизии, входившие ранее в состав 26-й армии (генерал Ф.Я. Костенко получил в те дни новое назначение: принять под свое командование 26-ю армию второго состава, формирование которой было развернуто под Киевом из числа мобилизованных резервистов). Одним из результатов такого перераспределения сил стала передача 173-ей стрелковой дивизии, в которой, напомню, служил Алексей Митрюшин, в состав 6-й армии генерала И.Н. Музыченко. «Сестры» же этой дивизии - 99-я стрелковая и 72-я горнострелковая, влились в 12-ю армию генерала П.Г. Понеделина.
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
| АЛАБАЙ | Дата: Суббота, 20.10.2012, 11:03 | Сообщение # 15 |
|
Админ
Группа: Администраторы
Сообщений: 2135
Статус: Offline
| 16 июля изрядно потрепанная в боях на «линии Сталина» 173-я стрелковая дивизия была выведена в резерв командующего 6-й армии, и ее бойцам выпало два дня отдыха, единственного за все дни их участия в войне. Первого и последнего. Потому что рано утром 18 июля в связи с прорывом немцев из района Казатина на Белую Церковь дивизия получила приказ:
«Немедленно выступить и к 12.00 18.7.41 выйти в район Манчин, Левковка, Овсяники с задачей прикрыть дороги от Погребище и от Белиловка от проникновения мотомехгрупп противника.
Ввиду того, что марш совершается днем, вести части рассредоточено и мелкими группами. На марше иметь в готовности арт. средства для противотанковой обороны.»
К счастью, 18 июля хлынули дожди, которые превратили грунтовые дороги в «направления», покрытые жидкой грязью. Одновременно плохая погода «закрыла небо» для немецкой авиации. Поэтому немецкое наступление на какое - то время приостановилось. Советское командование использовало возникшую паузу, чтобы перегруппировать силы, оттянув их на восток, на линию Белая Церковь - Тетиев - Гайсин. Отход был назначен на 10 утра 19 июля.
173-й дивизии выпало прикрывать отход 6-й армии в качестве заслона на участке фронта у местечка Погребище со стороны Сквиры. Эти два местечка разделяло расстояние в 44 - 45 км. Видимо, именно здесь, на одной дорог, связывавших оба местечка, состоялся 19 - 20 июля бой, описание которого я нашел у бывшего рядового 220 саперного батальона 173-й дивизии Николая Яковлевича Гончарова:
«Сплошной линии фронта не было. Дали нам гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Поступил приказ: любой ценой остановить наступление врага. Отступающий пехотный полк оставил нам в подкрепление стрелковый взвод. В два часа ночи появились немецкие подразделения. Ожесточенная перестрелка длилась до восьми утра. Тогда фашисты изменили тактику, решив зайти с тыла. Легкий немецкий танк обстреливал нашу траншею. Я получил тяжелое осколочное ранение. С большим трудом под прикрытием горящего дома мне удалось добраться до запасной траншеи, где был расположен перевязочный пункт и находились раненые бойцы. В это время немцы прорвали нашу оборону. Я решил в плен не сдаваться. Опасались зверств, так как были известны случаи, когда фашисты из кожи живых пленных вырезали звезды. Я сцепился с другим раненым бойцом, и мы вдвоем доковыляли до ржаного поля. В это время разорвался осколочный снаряд, и я получил второе ранение. А в это время фашисты захватили наш «перевязочный» окоп. На наше счастье, мы увидели лошадь с седлом, сели на нее и сумели доскочить до дороги, где нас подобрала советская военная машина и доставила в госпиталь.»
Признаюсь откровенно: читал эти воспоминания с чувством особенного волнения: надо же - удалось найти оставленное очевидцем описание реального боя, в котором наверняка принимал участие ( не мог не принимать участия!) командир взвода того самого 220-го саперного батальона младший лейтенант Алексей Митрюшин!
… Обстановка на Юго - Западного фронта продолжала непрерывно ухудшаться. Немецкий танковый клин, вбитый в зазор между 5-й и 6-й армиями, проникал в оборону наших войск все глубже и одновременно все более расширялся. В особенно тяжелом положении оказалась 6-я армия генерала И.Н. Музыченко, боевые порядки которой оказались теперь развернутыми не только к западу, но и северу. Явственно вырисовывались контуры огромного котла, в котором должны оказаться не только 6-я армия, но и 12-я, а может быть и 18-я, которые оборонялись южнее. Атмосферу назревающей катастрофы наглядно передает Боевое донесение командующего войсками 6-й армии командующему войсками Юго - Западного фронта о положении и обеспеченности войск армии от 20 июля 1941 г.:
«Командующему Ю.-З. фронтом
Противник силами 16 тд обошел фланг 6 армии и в тыл. Значительной силой сосредоточен Дзюньков, …говка, Володарка (до 60 тяжелых, средних и других танков, 45 - 50 машин мотопехоты каждом пункте). Противник занял переправу на реке Рось от Старо - Животов до Нов. Фастов, отрезав путь отхода 6 армии на восток, имея крупную группировку танков Тетиев и мотопехоту с танками Старо - Животов. Его передовые части доходили Оратов, Мервин.
Части 6 армии к исходу дня 20.7 с рубежа Сохны, Немиринцы, Губны, Новогребля, Турбов должны отойти на основе вашего приказа на рубеж: Круподерницы, Погребище, Сничинцы, Очеретно.
Для очистки переправы на реке Рось 189 сд наступает через Старо - Животов на Скибинцы - Лесные, Кошев. 173 сд из района Погребище наступает в направлении Поповцы.
Задачу дня вчера дивизии не выполнили, в связи с дождями и общей усталостью конского состава и людей, сопротивление противника преодолевают слабыми темпами.
Обстановка такая, что в результате отхода 6 и 12 армий на рубеж Погребище, Липовец, Немиров и отсутствие возможного движения на восток, 6 армия сгруппируется в треугольнике Погребище, Очеретно, Скоморошки.
4. Подвоз не обеспечен, армия ощущают нужду в огнеприпасах.
5. Корпусная артиллерия отсутствует. Дивизионная артиллерия исчисляется в 5-6 единицах в каждой дивизии, при мизерном количестве огнеприпасов.
При невыполнении задачи 26 армии, выходом на Сквира исходу дня 19.7, прорыв на Ново - Фастов невозможен, не сулит успехов и грозит непоправимыми последствиями.
С командармом 12 установлен план действий на 21.7.41 вывести армии из окружения, произведя прорыв из района Плисков 6 армией и ударная группа 12 армии - из района Тетиев совместно 14 кд и 199 сд уничтожить противника восточнее реки Рось и установить по р. Рось общий фронт.
Ответ прошу ускорить.»
Еще одна выдержка из другого документа, характеризующая ситуацию, в которой оказались бойцы 6-й армии. Цитирую Оперативную сводку штаба 6-й армии от 25 июля:
«С 10.00 до 13.00 прошел дождь, грунтовые дороги размокли Движение колесных машин невозможно.
Запасы в войсках и на головных складах ограничиваются двухсуточной потребностью, за исключением хлеба, имеющегося до 85% сутодачи. Боеприпасы от 0.5 до 0.76 боекомплекта.»
… 22 июля части 6-й и 12-й армий, поддержанные с внешней стороны немецкого полуохвата вновь сформированной 26-й армией генерала Костенко, нанесли в районе Оратов - Животов совместный контрудар по прорвавшейся немецкой моторизованной группировке, нанеся ей существенные потери. Была потрепана 16-я моторизованная дивизия Вермахта. Были взяты трофеи, даже пленные. На 3 - 4 дня давление немцев на 6-ю и 12-ю ослабло, что позволило им отойти на километров на 40 - 50 на юго - восток , где они попытались создать новую линию обороны по рубежу Звенигородка - Христиновка - Теплик.
Однако 26 июля немецкое наступление возобновилось, и войска двух армий, ведя тяжелые оборонительные бои, отошли еще дальше к югу - к Умани и Новоархангельску. Разграничительных линий между частями обеих армий по существу уже не стало, линия обороны все более явственно приобретала форму сужающегося полукольца, обращенного пока еще открытым краем к югу, в сторону Первомайска.
Части и соединениния обеих армий были вымотаны, отрезаны от баз снабжения. Тем не менее они не были деморализованы, не утратили боеспособности. Бои по - прежнему носили яростный, ожесточенный характер. Даже в условиях общего отступления 6-й и 12-й армий они при удобном случае пытались контратаковать, и многие населенные пункты переходили из рук в руки по нескольку раз.
… Согласно Атласу автомобильных дорог, Львов и Киев разделяет расстояние в 550 км. Полагаю, что примерно такое же расстояние разделяет Львов и Умань. То - есть, к концу июля, получается, что после пяти недель практически непрерывных боев, армии прикрытия, встретившие войну на «Львовском выступе», отходили на восток в темпе 20 км в сутки ( с поправкой на то, что отступление проходило не по прямой). На каждом новом рубеже обороны старались закрепиться, дать отпор. В моем понимании, было бы моральным грехом называть такой отход «драпом». У бойцов Красной Армии было не меньше отваги, мужества, самоотверженности, чем у солдат противника. Не вина наших вооруженных сил, что тогдашнее военно - политическое руководство СССР в начальный период войны поставило их в заведомо неравное, проигрышное положение по сравнению с Вермахтом. Боль и беда наших солдат - они своими жизнями, своей кровью были вынуждены расплачиваться за внутреннюю политику Сталина, за репрессии 37 - 38 годов, в том числе среди высшего командного состава Красной Армии, за «шапкозакидательские» настроения, насаждавшиеся «сверху» даже в самый канун вторжения Германии.
… А теперь о том, что представляли из себя 6-я и 12-я армии прикрытия после первого месяца войны. Цитирую «Боевое донесение Военного совета Южного фронта №0018/оп в Ставку Верховного Командования о состоянии войск 6-й и 12-й армий, принятых из состава Юго - Западного фронта (27 июля 1941 г.):
«Войска 6 А после непрерывных боев и тяжелых маршей с начала военных действий находятся в крайне тяжелом состоянии на грани полной потери боеспособности. Перед фронтом армии с запада и северо - запада выявлено до пяти пд (297, 295, 24, 57 и 9 пд), одновременно противник обошел правый фланг армии, зашел в тыл наших частей, перехватив пути отхода на северо - восток. В тылу армии выявлены части 16 тд и 16 мд. Против этой группировки в условиях глубокого обхода, граничащего с окружением, находятся силы 6 А в следующем составе:
37 ск (80, 139, 141 сд) с пятью орудиями 441 кап. В дивизиях корпуса: 139 и 140 (должно быть 141 - ВК) почти совершенно не имеют дивизионной и полковой артиллерии, которая потеряна при выходе из Западной Украины. Личный состав каждой из этих дивизий не более 1500 человек. 80 сд с 60% дивизионной и полковой артиллерии имеет в своем составе около 4000.
Транспорт всех трех дивизий, особенно машины, потерян, и в общей сложности обеспеченность транспортом доходит до 15 - 20 % штатной потребности.
49 ск в составе 190, 197 и 140 сд без корпусной артиллерии, с потерей дивизионной артиллерии до 50% и с личным составом не более 25% штатной численности.
16 мк с минимальными остатками: 240 мд, 15 и 44 тд, из которых сформирован отряд пехоты силой до б-на, мотоциклетный полк силою до батальона. 16 мк совершенно не представляет из себя сколько - нибудь реальной силы.
10 дивизия НКВД, численный состав которой - около 1000 человек, при четырех 76-мм орудиях.
Группа полковника Фотченко (213 мсд, 10 тд) численностью до 1200 человек с шестью 45-мм орудиями.
189 сд прибыла в состав армии 16.7.41 в полном составе и в настоящее время потеряла до 25% личного состава.
173 сд, переданная из состава 8 ск 16.7, по своему численному составу равняется не более двум батальонам с потерей до 60% артиллерии.
211 вдбр в составе 250 человек без артиллерии.
В итоге в составе армии только две дивизии (80 и 189) представляют из себя некоторую силу, остальные части учитываться как боевые соединения не могут.
Соединения, а также и армия не имеют проводных средств связи, и управление строится на радио, использованием постоянных проводов и в основном делегатами, что крайне осложняет и временами срывает управление.
Материальное обеспечение недостаточное: не хватает горючего и снарядов, особенно 122 и 152-мм, всего боеприпасов на армию до ½ боекомплекта. Продовольствия на ст. снабжения - 2 суточные дачи.
….
Войска 6 А не способны в настоящее время решать активной задачи ни по своему составу, ни по состоянию сил бойцов и материальной части. Все корпуса требуют вывода их для организации и укомплектования, особенно 16 мк, 49 и 37 ск.»
Аналогичный «диагноз» был дан и относительно состояния 12-й армии. И тем не менее бойцы этих армий еще дадут немцам свой последний бой. Под Уманью, у сел Подвысокое, Терновка, Каменечье, Легедзино, у Зеленой Брамы…
"Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна ..."
|
| |
| |
|
